Исконная вотчина князей Огдыревских и Мезецких... Часть 2.

   << Часть 1

/С. 148/

Война 1486-1493 гг. и ее последствия для огдыревского княжения.

Война 1486-1493 гг. стала продолжением длительной конфронтации между Москвой и Литвой начала 1470-х – середины 1480-х гг. Про-/С. 149/тивостояние происходило на фоне существенного усиления Москвы и неспособности центральной литовской власти сохранить прежний паритет со своим восточным соседом. Немалую роль сыграл провал политики Казимира в отношении Крыма и Большой Орды. В то же время Иван III занял союзные Казимиру Великий Новгород и Тверь, успешно противостоял хану Большой Орды Ахмату и перетянул в стан своих союзников крымского хана Менгли-Гирея. Все это время московский государь не вступался в земли Великого княжества Литовского и в вотчины литовских слуг. Момент для вторжения в Верхнее Поочье настал во второй половине 1480-х гг.

Первоначально усилия Москвы были направлены на разжигание в верховьях Оки мелких порубежных конфликтов с участием местных жителей, а также на использование в своих интересах внутренних семейных споров среди князей новосильского и мезецкого родов. При блокировании московской стороной правовых механизмов разрешения порубежных споров, даже самые незначительные «обидные дела» стали разрастаться как снежный ком и переходить в фазу вооруженного противостояния. В разразившейся бойне стали участвовать местные князья, воеводы и их слуги, которые пытались, было, разрешить конфликты своими силами, отчасти надеясь на дипломатические усилия литовских господарей. Некоторые местные князья стали переходить на московскую сторону и получать от нее существенное подкрепление. Когда в конфликт были втянуты московские войска, то бездеятельная в военном отношении политика центральной литовской власти была обречена на провал.

Накануне войны города Мезецк и Гдырев с «тянувшими» к ним волостями были общей родовой собственностью потомков князя Андрея Всеволодича. Землевладения Мезецких делились не на уделы (отдельные города и волости), а на дольницы. Тот или иной князь в каждом городе или волости мог иметь свою долю [СИРИО. Т. 35. С. 246-247]. В волостях и селах помещались княжеские слуги, которые на местах несли административную и военную службу. Мезецкая и огдыревская округи хотя и были разделены территориально, но Гдырев тоже был общей родовой вотчиной, поделенной между князьями на доли по завещаниям предков, поэтому на данном этапе его уже сложно выделить из общей мезецкой истории.

Родовые владения распределялись неравномерно. Четверо сыновей покойного князя Александра Андреевича уже не претендовали на долю в Мезецке. Они унаследовали Барятин, а может быть, и еще какие-то мезецкие волости или села. И хотя в источниках Барятин не называется городом, эта обособившаяся ветвь князей уже носила прозвище Барятинских [СИРИО. Т. 35. С. 137]. Слепого князя Василия Андреевича, видимо, уже не было в живых¹⁷. Другие же три ветви потомков князя Андрея Всеволодича делили Мезецк, Гдырев и бо́льшую часть их волостей по третям (Табл. 1; Схема 1) [LM. Kn. 3. P. 44; РИБ. Т. 27. Стб. 64-65].

К середине 1480-х гг. в живых оставался только один из сыновей князя Андрея Всеволодича – князь Иван Андреевич, который не имел детей и единолично владел третью Мезецка в городе и в селах [СИРИО. Т. 35. С. 4, 16, 147; LM. Kn. 4. №23.15. P. 88]. Таким образом, он был не только самым старшим, но и самым состоятельным в роду. Вероятно, находился в каком-то родстве с воротынскими князьями. Так, в Введенском Печерском синодике в «роду князя Воротинского» поминают «кн(з): Iоанна Андреевича Шутича Мезитского» [Поменник Введенської церкви, 2007. С. 26].

Другую треть в Мезецке унаследовали пятеро сыновей покойного князя Федора Андреевича: Михаил, Петр, Федор Сухой, Василий Кобяка и Иван Огдыревский [СИРИО. Т. 35. С. 4-5, 7, 121, 127, 131 и др.]. Бездетного князя Михаила Федоровича, вероятно, уже не было в живых. Князь Петр Федорович мужского потомства тоже не имел, но ему, видимо, принадлежало старшинство в этой ветви¹⁸. Из всех князей рода только князь Иван Федорович и его потомки носили титул Огдыревских. Вероятно, они имели наиболее значительную долю в Гдыреве. Впрочем, еще в начале XVI в. за ними была какая-то доля и в мезецкой округе, например, в Брыни [СИРИО. Т. 41. С. 442].

Еще одной мезецкой третью владели сыновья покойного князя Романа Андреевича – Семен и Михаил Романовичи, имевшие мужское потомство [СИРИО. Т. 35. С. 4, 7, 121 и др.; Родословная книга, 1851. С. 72]. Их сестра Елена Романовна 27 мая 1470 г. была выдана замуж за углицкого князя Андрея Васильевича Большого (брата Ивана III) [ПСРЛ. Т. 6. Вып. 2. М., 2001. Стб. 169]. И хотя зимой 1483 г. она умерла [ПСРЛ. Т. 6. Вып. 2. М., 2001. Стб. 317], но успела оставить после себя потомство. В верховьях Оки князь Андрей Большой владел Медынью [ДДГ. №72. С. 258], что создавало дополнительные возможности для его порубежных контактов и для оказания влияния на политические взгляды его мезецких шуринов.

Как видим, по сравнению с серединой XV в. род мезецких князей разросся, а сами они по-/С. 150/рядком измельчали. С тех пор их владения нисколько не увеличилась. Старшие князья Иван Андреевич и Петр Федорович были наиболее влиятельны. Сохранились сведения о получении ими денежных пожалований на литовской службе [LM. Kn. 4. №16.4. P. 59; №23.15. P. 88]. Их многочисленные родичи вынуждены были довольствоваться гораздо меньшей долей в родовом имуществе.

Сначала на московскую службу перешли соседи мезецких князей – князь Иван Васильевич Белёвский и князь Иван Михайлович Перемышльский (из рода Воротынских). В октябре 1487 г., а затем в январе и марте 1488 г. на литовско-московских переговорах обсуждались события, произошедшие 13 августа 1487 г.¹⁹ Они стали результатом длительных неприятельских действий литовских слуг: князей Дмитрия и Семена Воротынских, а также князя Ивана Андреевича Мезецкого с его братьею – с одной стороны, и московских слуг: князей Ивана Белёвского, Ивана Перемышльского и детей покойного князя Семена Одоевского – с другой стороны. Последние жаловались на мезецких князей, что «много лиха чинилось отъ нихъ и отъ ихъ людей татбами и разбои, и грабежи великими». В начале августа 1487 г. люди мезецких князей напали на вотчину одоевских Семеновичей, «много лиха учинили; жены, дети головами повели». Слуги последних вместе с людьми князей Ивана Перемышльского и Ивана Белёвского пустились за ними в погоню. Те же въехали в город Мезецк и затворились в нем. Одоевские бояре обратились к мезецким князьям, чтобы «полонъ ихъ и грабежь велели отдати, а лихихъ бы показнили». Однако на них напали сами мезецкие князья: Михаил Романович, Иван Огдыревский, Федор Сухой, Петр и Василий Федоровичи вместе со своими людьми и с людьми князя Семена Воротынского. В итоге некоторые одоевские, перемышльские и белёвские люди были побиты до смерти, а иные были взяты в плен. Отряды, осаждавшие Мезецк, тоже захватили пленных, но вынуждены были отступить. Когда же мезецкие князья пустились в погоню, то те «бой поставили» и слуг литовских побили [СИРИО. Т. 35. С. 3-5, 7-8, 16-17].

В бою под Мезецком не участвовал старший князь Иван Андреевич (возможно, по старости) и один из его племянников князь Семен Романович, и в будущем довольно бездеятельный. Как видим, в данном случае все мезецкие князья действовали сообща, а Мезецк был местом их обитания. Здесь оказался даже князь Иван Федорович, носивший титул огдыревского. Вероятно, система долевого владения вотчиной до определенного момента сплачивала всю семью. Однако на этой почве в роду мезецких князей уже назревал серьезный конфликт.

По сведениям посольских книг, еще при жизни Казимира († 7 июня 1492 г.) князь Петр Федорович купил треть в Мезецке (в городе и в селах), принадлежавшую своему дяде бездетному князю Ивану Андреевичу [СИРИО. Т. 35. С. 147, 152, 230]. Заинтересованным лицом в этой сделке также была жена князя Ивана – Софья. По законодательству Великого княжества Литовского, бездетный князь мог продать только треть своего имения без согласия всех своих родственников [Любавский, 1892. С. 561-566]. Нет ясности, купил ли князь Петр Федорович треть отчины князя Ивана Андреевича (1/9 Мезецка) или все его имение (1/3 Мезецка). Суть дела, видимо, состояла в том, что князь Иван Андреевич по старости больше не мог нести военную службу. После его смерти его наследницей должна была стать его жена, и владеть его имением до своей смерти или до того момента, как она выйдет замуж [Любавский, 1892. С. 569]. В таком случае, часть Мезецка на время отчуждалась бы от господарской службы. Видимо, в этой связи король Казимир позволил князю Петру Федоровичу совершить куплю, нести с нее службу и при этом, видимо, опекать престарелого дядю и его жену. Во всяком случае, так князь Петр Федорович /С. 151/ стал самым крупным землевладельцем в роду мезецких князей. Вместе с тем, его купля теперь выпадала из землевладений всего рода мезецких князей, и впредь могла наследоваться только его потомками. Столь неравноценное распределение вотчин ущемляло интересы его обделенных родичей, которые в иной ситуации после смерти или нового замужества княгини Софьи получали бы право наследования доли князя Ивана Андреевича.

Тем временем в Верхнем Поочье продолжалась война. Новосильские князья постепенно переходили на службу к Ивану III и нападали на владения своих родичей и иных соседей, остававшихся на литовской службе. После разорения окрестностей Воротынска московскими войсками в 1489 г., самый могущественный князь из рода Воротынских – Дмитрий Федорович перешел со своей вотчиной к Ивану III [СИРИО. Т. 35. С. 35, 39]. Он также захватил с собой Козельск, в котором воротынские князья наместничали с 1448 г. [См.: Беспалов, 2013. С. 38-40]. Князь Дмитрий Федорович стал способствовать московской политике в Верхнем Поочье. В частности, захватил казну и воротынские владения своего родного брата князя Семена, еще некоторое время остававшегося на литовской службе [СИРИО. Т. 35. С. 40, 47-48]. Также подчинил себе Барятин и Орен, а барятинские князья оказались на московской службе [СИРИО. Т. 35. С. 137].

Во второй половине 1492 г. на сторону Москвы перешли князья Семен Федорович Воротынский и Михаил Романович Мезецкий. Заодно они захватили города Серпейск и Мезецк, а также ряд других городков и волостей Верхнего Поочья [ПСРЛ. Т. 6. Вып. 2. М., 2001. Стб. 334]. Кроме того, князь Михаил Мезецкий «изымавъ, приведе съ собою дву братовъ, князя Семена (Романовича – Р. Б.) да князя Петра (Федоровича – Р. Б.). И князь велики (Иван III – Р. Б.) ихъ послалъ въ заточение въ Ярославль, а князя Михаила пожаловалъ его же отчиною и повелелъ ему себе служити» [ПСРЛ. Т. 8. М., 2001. С. 227; РК-1598. С. 22; РК-1605. Т. 1. С. 32-33]²⁰. Позже, 6 февраля 1493 г. московский посол Дмитрий Загрязский сообщил об этих «отъездах» новому литовскому господарю Александру Казимировичу [СИРИО. Т. 35. С. 81; ОДБ МАМЮ. Т. 21. С. 3. №18].

На литовской службе еще оставались князья Федор Сухой и Василий Федоровичи Мезецкие. Вероятно, им удалось бежать от преследования своего двоюродного брата Михаила Романовича, однако в плен была захвачена жена князя Федора [СИРИО. Т. 35. С. 141]. В речах московского посла, составленных к 4 января 1493 г., не упоминалось об огдыревских князьях. Князя Ивана Федоровича, видимо, уже не было в живых, но до конца 1493 г. на московскую сторону перешла его жена Алена и дети Василий и Федор Ивановичи [СИРИО. Т. 35. С. 127, 130-131]. Так или иначе, основная инициатива в мезецких «отъездах» исходила от наиболее активного и сильного князя Михаила Романовича.

Литовский господарь Александр отреагировал на новые потери в верховьях Оки более решительно, чем его покойный отец Казимир. Он «прислал из Смоленска своего пана Юрья Глебовича да князя Семена Ивановича Можайского (Стародубского – Р. Б.), да князей друтцких. Да те городки Мезетцк да Серпееск и с волостми поимали да позасели» [РК-1598. С. 22-23; РК-1605. Т. 1. С. 33-34; ПСРЛ. Т. 6. Вып. 2. М., 2001. Стб. 334]. Несколько месяцев спустя Иван III вспоминал, что литовские воеводы пришли «со многими людми войною, техъ нашихъ слугъ звоевали, городы ихъ поимали и иззасели, а волости выжгли и выграбили, и людей многих до смерти побили, а иныхъ въ полонъ повели, а слуги нашего княжу Михайлову (Романовича Мезецкого – Р. Б.) казну взяли, а онъ самъ одною головою из города ушолъ» [СИРИО. Т. 35. С. 107]. Тогда Иван III «послалъ техъ городовъ доставати своего сестрича князя Федора Васильевича Резанского». Войско выступило из Москвы 29 января 1493 г., по пути к нему присоединилось несколько князей новосильского дома и князь Михаил Романович Мезецкий [РК-1598. С. 22-23; РК-1605. Т. 1. С. 34]. Услышав о приближении московских войск, пан Юрий Глебович и князь Семен Можайский оставили в городах воевод в осаде, а сами отступили к Смоленску. В Мезецке горожане «не взмогша противитися, и градъ отвориша». Затем многие другие литовские городки Верхнего Поочья были взяты силой [СИРИО. Т. 35. С. 104; ПСРЛ. Т. 6. Вып. 2. М., 2001. Стб. 334-335; ПСРЛ. Т. 28. М.; Л., 1963. С. 158, 323; ПСРЛ. Т. 8. М., 2001. С. 225].

В дальнейшем Александр Казимирович не смог найти сил для военного противостояния московской стороне. Осенью того же года речь зашла о возможности прекращения войны и заключении мирного договора. Литовская сторона желала, было, вернуть мезецких князей с их вотчинами на литовскую службу [LM. Kn. 5. 2012. P. 196; СИРИО. Т. 35. С. 118]. Однако в Москве в ходе переговоров литовским послам пришлось идти на уступки. Еще 30 января 1494 г. они соглашались на то, чтобы отступиться в московскую сторону от Гдырева, Устья и Жабыни, с которыми Всеволодичи «приехали» служить к Литве [СИРИО. Т. 35. С. 120]. Однако уже на следующий день (1 февраля) они согласились на иные условия: «которые князи служатъ великому князю, /С. 152/ вашему государю (Ивану III – Р. Б.), те бы свои долници ведали, а которые князи служатъ нашему государю (Александру – Р. Б.), те бы свои долници ведали. А что князь Семенъ (Романович – Р. Б.) и князь Петръ (Федорович – Р. Б.) Мезоцкие въ нятстве у государя вашего (Ивана III – Р. Б.) сидятъ, техъ бы отпустити на ихъ отчины въ Мезческъ, и они, кому похотятъ, тому служат, а другому ихъ не приимати и съ вотчиною» [СИРИО. Т. 35. С. 121].

В итоге в договоре о мире от 5 февраля 1494 г. записали: «А мезецкии кн(я)зи, княз Михаило Романович, и кн(я)зя Ивановы дети Федоровича Одыревского, княз Василеи и княз Федор, служат мне, великому князю Ивану, и моимъ детем и со всими (следует читать «со своими» – Р. Б.) отчынами, што къ их долницамъ в городе в Мезецку и въ волостех, а тобе, великому кн(я)зю Александру, их не обидити и не прыимати зъ их отчынами. А што служат тобе, великому кн(я)зю Александру, мезецкии кн(я)зи, княз Федоръ Сухии да кн(я)з Василеи, а князя Федоровы дети Анъдреевича, и тыи кн(я)зи в Мезецку в городе и в волостех ведают свои отчыны, делницы свои, а мне, великому кн(я)зю Ивану, и моим детемъ их не обидити и не прыимати ихъ зъ их отчынами. А што в мене в нятстве мезецкии князи, кн(я)зь Семенъ Романовичъ и княз Петръ Федоровичъ, и мне тыхъ князеи отпустити в Мезчоскъ на их отчину, и они, кому похотять, тому служать зъ своими отчынами што их долницы в городе в Мезецку и въ волостехъ» [LM. Kn. 5. 2012. P. 251; СИРИО. Т. 35. С. 124-133; ДДГ. №83. С. 329-332].

Также в ходе переговоров установили, что Барятин, Орен и Хозцы теперь находится за московским слугой князем Дмитрием Воротынским (вероятно, в составе козельского наместничества). Барятинские все служат Ивану III [СИРИО. Т. 35. С. 137]. Очевидно, они превратились в совершенно мелких и малозначительных князей, так что в договоре о них даже не упомянули.

По сравнению с князьями новосильского дома, которые почти все (кроме князя Федора Ивановича Одоевского) перешли на московскую службу, мезецкие князья разделились поровну. На литовской службе остался выпущенный из московского плена князь Петр Федорович [СИРИО. Т. 35. С. 156, 157], а также его родные братья Федор Сухой и Василий Федоровичи. Жена Федора была отпущена к мужу [СИРИО. Т. 35. С. 141]. С ними же оставалась вдова князя Ивана Андреевича – Софья [СИРИО. Т. 35. С. 152]. На московской службе оказался князь Михаил Романович, выпущенный из плена его брат Семен (родственники брата Ивана III – князя Андрея Большого) [СИРИО. Т. 35. С. 144, 156], а также жена и дети к тому времени уже покойного князя Ивана Федоровича Огдыревского.

Конфликты мезецких князей в 1494-1500 гг.

Несмотря на заключение мира, проблемы разделения вотчины мезецких князей так и не были разрешены. Как мы помним, мезецкие города и волости не принадлежали какому-либо одному из членов рода, а делились родичами на дольницы. Это положение дел было зафиксировано и в московско-литовском договоре. Однако в дальнейшем, вопреки договору, московская сторона стала отказывать литовским слугам в праве на бо́льшую часть их мезецких дольниц.

29 августа 1494 г. в Москве литовский посол Лютавор Хребтович передал грамоту Александра Казимировича, составленную 11 июня того же года. В частности, в ней говорилось: «прислалъ до насъ слуга нашъ князь Петръ Мезецкий, жалуючи, чтожъ онъ купилъ былъ въ дяди своего, князя Ивана Андреевичя въ мезецкого, третью чясть въ городе въ Мезоцку, и въ месте (в городе – Р. Б.) и въ селахъ, ещо за отца нашего, короля его милости». Однако московский слуга князь Михаил Романович Мезецкий отнял все то, что он купил. Литовский господарь просил «оправити», то есть разрешить этот спор в судебном порядке и отступиться от названной мезецкой трети в пользу князя Петра Федоровича [СИРИО. Т. 35. С. 147-148]. Иван III подтвердил, что эту дольницу держит за собой его слуга князь Михаил Мезецкий, но вдруг заявил, что «Месческъ былъ весь нашъ. А которые князи мезоцкие служатъ великому князю Александру, ино имъ написано въ докончание ведати вотчины свои долници. А о князе Петре написано жъ, что ему ведати своя отчина, долница своя. А что не писано въ докончание, ино то все наше. А тою третью княжою Ивановою пожаловали есмя слугу своего князя Михайла Романовичя Мезецкого» [СИРИО. Т. 35. С. 152].

Накануне заключения мирного договора Мезецк был захвачен князем Михаилом Романовичем и действительно был московским. Однако в договоре было написано, что и литовские слуги «в Мезецку в городе и в волостех ведают свои отчыны, делницы свои». Иван III игнорировал не только законную «куплю» князя Петра Федоровича, но и положение московско-литовского договора. Тот же ответ был дан в марте 1497 г. и в марте 1498 г. [СИРИО. Т. 35. С. 230, 249]. Иск литовской стороны так и не был удовлетворен.

Из-за спорных территорий между литовскими слугами князьями Петром и Федором Федоровичами с одной стороны – и московскими слугами князем Михаилом Романовичем и его огдыревским родичами с другой стороны, постоянно стали происходить конфликты. Так, еще до августа 1494 г. князь Федор Сухой поймал слугу своих огдыревских племянников по имени Лобана и отнял у них 25 душ челяди вотчинной (подневольных крестьян). Московские дипломаты просили их вернуть [СИРИО. Т. 35. С. 154]. Весной 1495 г. уже князья Петр и Федор жаловались на своих родичей – московских слуг. Те отвечали, что перед ними невинны, и в свою очередь сами жаловались на них. Дипломатия заставляла Ивана III соглашаться с тем, что достигнутые договоренности надо выполнять. Выражая свою приверженность к соблюдению мира, московский государь заверял, что он своим людям и слугам /С. 153/ украинным «лиха не велитъ чинити», а приказывает придерживаться докончания и во всех обидных порубежных делах вместе с литовскими судьями давать управу «на обе стороны» [СИРИО. Т. 35. С. 195].

К зиме 1497-1498 гг. обострился еще один конфликт, не менее крупный, чем с Мезецком и с мезецкой третью (дядковщиной). Князья Петр и Федор Сухой Федоровичи заявили, что у них была дольница в городе Гдыреве и в волостях Устье, Жабыни, Руке, Бакине, Лабодине, Олешне и Хозце. Однако княгиня Алена Окдыревская и иные ее родичи наслали своих слуг на их отчину и забрали ее себе. Кроме того, поймали и заточили 36 их слуг (военных служилых людей), и теперь «не хочутъ имъ делницы дати въ городе и у волостехъ сполна». Иван III отвечал: «мы своихъ слугъ, мезоцкихъ князей, вспрашивали, и они намъ сказывали, что въ ихъ вотчину въ ихъ долници у нихъ не вступаются, ни людей своихъ на нихъ не посылывали, ни людей ихъ не имывали, ни грабливали». Он предлагал слать своих судей и судить на обе стороны по докончанию, но трактовал его в пользу Москвы, дабы литовские слуги ведали свои дольницы, «а что не писано въ докончанье, ино то все наше», в том числе весь Мезецк [СИРИО. Т. 35. С. 246-247, 248-249; LM. Kn. 5. 2012. P. 246].

Так за короткое время в руках московских слуг оказался весь город Мезецк, весь город Гдырев с его поокской округой, а также соединявшие их Олешня и Хозцы. Литовским слугам остались лишь их доли в мезецких волостях: Немерзках, Уруге, Брыни, Сокулине, Сухиничах, Которе, Дубровке, Устах, Силковичах и в Новом Селе. Да и теми они владели не сполна, поскольку и в них имелись доли их мезецких и огдыревских родичей, которые находились на московской службе.

Упразднение огдыревского княжения.

В результате войны 1500-1503 гг. уже не только огдыревская, но и вся мезецкая округа отошла к московским слугам. Для Московского государства открылась старая дорога, проходившая по маршруту Калуга-Воротынск-Серенск-Брынь-Брянск. Осенью 1502 г. по ней провожали крымских послов. В этой связи сохранились сведения о том, что к тому времени в Брыни были дольницы князей Семена и Михаила Романовичей Мезецких, а также их огдыревских племянников (Василия и Федора Ивановичей) [СИРИО. Т. 41. С. 441-442].

Вскоре Мезецк полностью перешел во владения Ивана III. Московский государь выменял его у князя Михаила Мезецкого на волость Олексин в Стародубе ряполовском [ДДГ. №89. С. 355]. Около марта-апреля 1504 г. Иван III составил духовную грамоту, которой завещал своему сыну князю Дмитрию «город Месческъ с волостми, и с погосты, и з селы, и со всеми пошлинами, со всемъ, что к нему потягло, как был за мезетцкими князми», а кроме того «город Опаков со всемъ, что к нему потягло, да волости Залидов, Недоходово, Лычино, Бышковичи по Угру». Вместе с тем, Барятин, Орен, Хозцы и Алешня – отошли к Козельску [ДДГ. №89. С. 360]. Исконные вотчины огдыревских князей Гдырев, Устье и Жабынь, а также волости огдыревской округи Рука, Лабодин и Бакино – тоже не были подчинены князю Дмитрию Ивановичу. В этой связи, сформировавшийся в дальнейшем Мещёвский уезд стал сильно отличаться от той территории, которой ранее владели мезецкие князья. В московско-литовском договоре 1508 г. мезецкие князья уже не упоминались, а «городъ Месческъ с волостми» был отнесен к владениям братьев Василия III [LM. Kn. 8. №80. P. 126-127].

О дальнейшем княжении в верховьях Оки огдыревских князей никаких сведений не сохранилось. Не ясно, остались ли они на своей исконной вотчине или были переселены в другие края? В Румянцевской редакции родословных книг, восходящей к родословцу 1540-х гг., из огдыревских князей показаны только Иван Федорович и его дети Василий и Федор [РИИР. Вып. 2. С. 114]. То же видим в Бархатной книге, восходящей к Государеву родословцу 1555 г. [Родословная книга, Ч. 1. 1787. С. 210]. В Патриаршей редакции конца XVI в. у князя Василия Ивановича показаны дети Иван и Михаил, а князь Федор Иванович назван бездетным [Родословная книга, 1851. С. 243; Кузьмин, 2012. С. 191; Родословная келейная книга…, 1913. С. 54-55]. Г. А. Власьев заметил, что в кормовых книгах Борисоглебского Ростовского монастыря имеется запись о вкладе «по Дмитрее Васильевиче Одыревъскомъ и по его родителехъ», а также по его княгине Домне, в иноках Досифее. Вклад составлял сельцо Верзино и деревню Якимцово [Власьев, 1906. Т. 1. Ч. 2. С. 13; Титов, 1881. С. 10, 86, 88]. Князь Дмитрий Васильевич умер далеко от родового гнезда огдыревских князей, однако в своем новом имении обладал княжескими правами.

В писцовой книге Орловского уезда 1594/95 г. указан помещик Мартын Якимов сын Годыревского. В Неполодском стане, в деревне Гонючем городище на р. Оке за ним был двор – поместье его отца [ПКМГ. Ч. 1. Отд. 2. С. 861]. Отсутствие княжеского титула и простое имя, видимо, не подразумевают принадлежность его владельца к княжеской фамилии, а выдают в нем потомка одного из слуг огдыревских князей.

По всей видимости, исконная вотчина огдыревских князей была разорена в конце XV – первой половине XVI вв. в период частых набегов крымских татар. Более того, можно думать, что /С. 154/ она утратила свою обособленность уже на рубеже XV-XVI вв. и вошла в подчинение соседей. Так, в сентябре 1499 г. крымские и азовские татары напали на козельские села Олешню и Рулцы (Рубцы). Очевидно, нападение произошло со стороны Пахнутцева шляха²¹. Татары неминуемо должны были пройти через р. Нугрь, да и сама Олешня была за княгиней Еленой Огдыревской и ее детьми [СИРИО. Т. 35. С. 246-247, 248-249; LM. Kn. 5. 2012. P. 246]. Однако участие огдыревских князей в этих событиях в источниках не отражено. Говорится, что князь Иван Воротынский (Перемышльский) с одоевскими князьями Семеновичами и детьми козельского наместника Петра Плещеева «догнали тотар на реке на Озерке²², и тех тотар тут побили» [РК-1605. Т. 1. С. 60; ПСРЛ. Т. 8. М., 2001. С. 237]. В июле 1507 г. крымские татары напали на козельские, белёвские и одоевские места. Князья новосильского дома и козельский наместник князь Александр Стригин при поддержке воевод Василия III снова успешно отразили татарский набег и гнали татар до р. Рыбницы (правый приток р. Оки) [ПСРЛ. Т. 6. Вып. 2. М., 2001. Стб. 379-380; СИРИО. Т. 95. 1895. С. 68]. В этих событиях вновь не видно огдыревских князей. Схожим образом можно охарактеризовать их участие в обороне от нападения крымских татар со стороны Пахнутцевой дороги в 1512, 1544, 1550 гг. [РК-1598. С. 45-46, 130; РК-1605. Т. 1. С. 115-117, 394; ПСРЛ. Т. 13. Ч. 1. С. 15, 146].

Лишь с середины XVI в. Нугорский край стал возрождаться. В разрядных книгах с 1550 г. начинают появляться записи о помещении великокняжеских воевод одновременно во Мценске и в Карачеве [РК-1598. С. 125, 132, 145; РК-1605. Т. 1. С. 386, 401, 413, 444, 472]. С 1555 г. между ними появляется еще один дозор – на р. Нугри, поначалу не имевший крепости (города). Летом этого года «на (Н)угре князь Михайла Петрович Репнин. А город делал Григорей Иванов сын Нагово. Июля с 20-го числа на Нугре воевода князь Данила Семенович Одоевской да Григорей же Нагой» [РК-1598. С. 147; РК-1605. Т. 1. С. 484]. Осенью «на Нугри князь Данила Семенович Одоевской да князь Юрьи княж Федоров сын Борятинского» [РК-1598. С. 154; РК-1605. Т. 1. С. 503]. Летом 1556 г. «на Нугри воевода князь Данила Семенович Одоевской» [РК-1598. С. 159; РК-1605. Т. 1. С. 515]. К осени того же года город был построен и приказано быть «на Нугри в Болхове князю Василью князь Иванову сыну Кашину» [РК-1598. С. 161; РК-1605. Т. 2. С. 4]. Летом 1557 г. службу в Болхове снова нес князь Данила Семенович Одоевский [РК-1598. С. 165; РК-1605. Т. 2. С. 13].

Примечательно, что в Болхове смыкались все три стана Болховского уезда, известные по источникам XVII в. Более того, именно от Болхова к югу начинался большак, по которому проходил путь до Орла (город основан в 1566/67 г.)²³ и далее на Кромы, который назывался «Звенигородской дорогой» [АМГ. Т. 1. С. 11, 27]. Он шел мимо того места, где находилось Звенигородское городище, а в XIV – XV вв. стоял город Звенигород. Проезд через засечную черту под Болховом назывался «Звенигородскими воротами» [Соловьев, 1896. С. 64]. То есть Болхов возник на стратегически важном месте, имевшем свою предысторию, отраженную в старых топонимах. Это говорит о некой преемственности, переданной через память местного населения. Примечательно, что, в Нугорском стане имелось сельцо Старое Городище (не локализовано). Его название указывало на существование неподалеку нового города (видимо, Болхова). Не на Старом ли Городище располагался город Гдырев, запустевший в первой половине XVI в.? Возможно, на этот вопрос можно будет ответить в будущем, с введением в научный оборот писцовых книг Болховского уезда и иных источников по его истории.

Локализация Годыревского стана ставит в затруднительное положение локализацию центра княжения хотетовских князей на месте села Хотетова вблизи Болхова, принятую целым рядом исследователей [Kuczyński, 1936. Mapa; Шеков, 2012а. С. 138. Карты 2, 3; Темушев, 2007. С. 260-262]. Лишь М. К. Любавский полагал, что Хотетово располагалось на границе Орловского и Мценского уездов [Любавский, 1892. С. 52-53]. Согласно спискам Я. Е. Водарского, Хотетово входило в состав Годыревского стана Болховского уезда XVII в. К XIX в. в Орловской губернии насчитывалось до 4-х Хотетовских сел [Список населенных мест. Т. 29. С. 8. №70, 83; С. 27. №512; С. 35. №686]. Очевидно, происхождение большинства из них гораздо более позднее, чем происхождение Годыревского стана, и связано с вотчинами и поместьями Хотетовских XVI-XVIII вв.

Под вопросом остается история князей Болховских. В документальных источниках князь с такой фамилией впервые появляется под 1521 г. и выполняет скромную роль писаря в Опольском стане Владимирского уезда [АЮБ. Т. 2. С. 350; Власьев, 1906. Т. 1. Ч. 1. С. 605]. По родословцам конца XVI в., Болховские вели свой род от одного из сыновей князя Андрея Мстиславича Звенигородского († 1339 г.). Причем выводили свое родовое прозвище вовсе не от названия города-метрополии, а от предка по имени Иван Болх [Родословная книга, 1851. С. 244; Кузьмин, 2012. С. 188]. Звенигородские князья выехали на московскую службу еще в 1408 г. и достоверно закрепились на ней к середине XV в. [ПСРЛ. Т. 25. М., 2004. С. 237; ПСРЛ. Т. 23. М., 2004. С. 154]. /С. 155/ В разрядных книгах Болховские появляются с 1579 г. [РК-1598. С. 300, 323, 340, 341, 366, 374, 378, 391, 514]. Они служили далеко от Верхнего Поочья, и в XVI в., по всей видимости, не имели здесь владений.

Утрата огдыревской округой части своей прежней территории.

Выше уже было высказано предположение о том, что на рубеже XV-XVI вв. Гдырев утратил свою обособленность и попал под влияние своих соседей. В частности, из источников известно, что часть огдыревской округи отошла к Белёву. Притязания белёвских князей на часть огдыревских земель известны еще с конца XV в. В августе 1494 г. литовский посол Лютавор Хребтович передал Ивану III список «обидных дел», в котором, между прочим, сообщалось, что «белевские князи держатъ за собою мезоцкихъ князей отчину, техъ, которые великому князю Александру служатъ». Очевидно, речь идет о доле литовских слуг в тех волостях огдыревской округи, которые граничили с Белёвским уделом Новосильско-Одоевского княжества. Это могли быть: Рука, Лабодин, Бакино и Жабынь. В тот момент Иван III отвечал: «мы тамо пошлемъ, а велимъ своихъ слугъ опытати: будутъ во что въ ихъ долницу въсупали ся, и мы имъ въступати ся не велимъ» [СИРИО. Т. 35. С. 152]. Однако в дальнейшем подобные дела обычно решались в пользу московских слуг. Как уже было показано ранее, к зиме 1497-1498 гг. мезецкие князья, находившиеся на литовской службе, заявили, что княгиня Елена Огдыревская и ее дети овладели их дольницами в городе Гдыреве и в волостях Устье, Жабыни, Руке, Бакине, Лабодине, Олешне и Хозце [СИРИО. Т. 35. С. 246-247, 248-249; LM. Kn. 5. 2012. P. 246]. Между тем, Олешня и Хозцы были козельскими местами [РК-1605. Т. 1. С. 60; ПСРЛ. Т. 8. М., 2001. С. 237; СИРИО. Т. 35. С. 137]. Поэтому нельзя исключать установление субвассалитета и над огдыревской округой или ее частью. Иными словами, гипотетически на данном этапе на часть владений княгини Елены Огдыревской и ее детей могла распространиться верховная власть князей новосильского дома, в частности – Белёвских. Затем некоторые волости огдыревской округи и вовсе отошли к Белёву и к Одоеву. Это событие можно датировать лишь приблизительно и по косвенным данным.

После того, как в середине XVI в. род белёвских князей пресекся, в 1558 г. царь Иван IV принял на службу князя Дмитрия Вишневецкого и передал ему в вотчину «городъ Белевъ съ всемъ, что было за белевскими князьми» [ПСРЛ. Т. 13. Ч. 1. СПб., 1904. С. 286; ПСРЛ. Т. 29. М., 2009. С. 259; СИРИО. Т. 59. С. 543; Кузнецов, 2013. С. 136-137]. Находясь на московской службе, Вишневецкий пожаловал брянскому Свенскому Свято-Успенскому монастырю четыре деревни Благовещенского стана²⁴. В 1561 г. он оставил московскую службу, а в 1563 г. был казнен турецким султаном. Осенью 1563 г. Иван IV дал в Свенский монастырь корм по князе Дмитрии, который составлял сельцо Студениково, что в Белёвском уезде Домагощской волости Руцкого стана, а в том селе церковь и шесть деревень [Евсеев, 1906. С. 228; Кузнецов, 2013. С. 197]. Студениково имеется и в списках Я. Е. Водарского. В мае 1564 г. Белёвскому Спасо-Преображенскому монастырю была дана деревня Добрятинская Руцкого стана [Маштафаров, 2002. №1. С. 51; Шумаков, 1902. №12. С. 80; Барбашов, 2011. С. 94, 98]. На этом основании можно говорить о том, что к осени 1563 г. Руцкой стан уже определенно был закреплен в составе Белёвского уезда. Однако был ли он ранее за белёвскими князьями, а затем за Дмитрием Вишневецким или отошел к Белёву в 1561-1563 гг.?

Следы новых административных преобразований можно усмотреть в топонимике. В Однолуцком и Бакинском станах имеются Маршуковские деревни, а в Благовещенском стане Белёвского уезда – Маршуковская пустошь. Вероятно, эти земли принадлежали человеку по прозвищу Маршук, который служил мезецким или огдыревским князьям, но затем перешел на службу к князю Василию Васильевичу Белёвскому. К 1481 г. князь Василий был еще несовершеннолетним и не упоминается в договоре своего старшего брата князя Ивана Васильевича с королем Казимиром IV [Казакоў, 2010. С. 291-300]. Князь Иван перешел на московскую службу в 1487 г., а в конце 1491 – начале 1492 гг. схватил князя Василия и привел его к крестному целованию на верность Ивану III [СИРИО. Т. 35. С. 58-59]. Спустя пять десятилетий, в 1542/43 г. князь Василий завещал Маршуковскую пустошь Троицкой и Васильевской церквям г. Белёва [Белевская вивлиофика. Т. 2. С. 141, 143; Антонов, 2001б. С. 94-96]. Очевидно, к тому времени ее бывшего владельца Маршука уже не было в живых. То есть переход части огдыревских земель вместе с некоторыми служилыми людьми мезецких и огдыревских князей на службу к белёвским князьям происходил именно с конца XV в. до начала 1540-х гг.

Тогда же или в более позднее время примеру Маршука последовали и другие служилые люди с их семьями. Так, деревни Какурина имеются в Однолуцком стане (был огдыревским – стал болховским) и в Благовещенском стане белёвских князей. Деревня Селехова имеется в том же Однолуцком стане, а Жабынь-Селехова (Береговая) была в Жабынской волости мезецких и огдыревских князей, и затем вошла в состав Дураковского стана белёвских князей²⁵. Деревни Брежнева имеются в Нугорском стане (был огдыревским – стал болховским) и в Верхоруцкой волости Руцкого стана (была огдыревской – ста-/С. 156/ла белёвской). Не все из названных деревень удается локализовать в настоящее время, но они существовали еще в XVII в.

Особо отметим распространение парных топонимов на Сныховский (Вырский) стан. Деревни Сухочева имеются в Годыревском стане (был огдыревским – стал болховским) и в Бакинском стане (был огдыревским – стал белёвским). Также деревня Сухочева появляется в Сныховском (Вырском) стане. Деревни Уткина имеются в Годыревском стане, Руцком стане (обе вблизи деревень Сухочева), а также и в Сныховском (Вырском) стане (см. карту).

/С. 141/

/С. 156/ В 1504 г. Иван III завещал Козельск своему сыну князю Семену со всеми волостями. В том числе были волости: Вырки, Сытичи, Веино (Выино) [ДДГ. №89. С. 355]. Вырки были старой козельской волостью [ДДГ. №41. С. 122; №48. С. 147]. Сытичи и Веино среди старых козельских волостей не значатся. Может быть, они выделились из Вырок, но также не исключено, что в XV в. они принадлежали Белёву²⁶. Кроме того, Иван III отдал сыну Семену бывшее одоевское место Жеремин [СИРИО. Т. 35. С. 136] и село Сныхово, которое ранее тоже могло принадлежать князьям новосильского дома. После смерти князя Семена Ивановича († 26 июня 1518 г.) Сытичи и Веино сохранились за Козельском, а Жеремин вернулся в состав владений одоевских князей [Антонов, 2001а. С. 270]. В составе владений князя Семена Ивановича Вырки соединились со Сныховым, а затем в Сныхово был перенесен центр Вырского стана. Видимо, после его смерти Сныховский (Вырский) стан отошел к Белёву и сыграл некоторую роль в судьбе Жабынской волости.

Возвращаясь к бывшим владениям огдыревских князей, отметим, что Руцкая, Лабодинская и Бакинская волости, а также территория нового Мокрищевского стана отошли к Белёву целиком. История Жабынской волости оказалась более сложной. Согласно выписи из писцовой книги 1568/69 г. и более поздним писцовым и переписным книгам, Карманье и сенные покосы за р. Окой напротив Сныхова оказались в Сныховском (Вырском) стане; Жабынь Селехова и сенные покосы напротив нее за р. Окой вошли в Дураковский стан; часть сенных покосов на правобережье р. Оки отошла к Благовещенскому стану [Антонов, 2002. С. 32-41; Белевская вивлиофика. Т. 2. С. 134-135, 216-217, 229-230, 255-256; Водарский, 1974. С. 228-230]. Деревни Володьково и Кузнецово (Горбуново) сначала отошли к Одоеву, и лишь в 1566 г. были отмежеваны к Белёву и вошли в Погорельский стан Белёвского уезда [Шеков, 2012б. С. 125-126]. Может быть, раздел Жабынской волости произошел еще на рубеже XV-XVI вв., но также не исключено, что она сначала полностью отошла к Одоеву, затем в 1566 г. была отмежевана к Белёву и потом была разделена.

Отмежевание от Одоева к Белёву значительной территории в 1566 г. было связано с поступлением Белёвского уезда в опричнину, тогда как Одоев оставался земским городом [Садиков, 1940. С. 194]. А. В. Шеков выявил границу Белёвского и Одоевского уездов накануне этого межевания [Шеков, 2012б. С. 115, 118-120. Рис. 2]. Он указал, что в писцовых книгах Белёвского уезда первой трети XVII в. показано, что между Мишиной Поляной и Большим Белёвским лесом проходила «старая одоевская межа» [Белевская вивлиофика. Т. 1. С. 174-176]. Мишина Поляна ранее относилась к Одоеву, а к западу от нее располагались села под Белёвским лесом и бассейн р. Истицы с селами и деревнями (в том числе Манаенки), которые еще до межевания 1566 г. относились к Белёвскому уезду [Маштафаров, 2002. №1-2. С. 50-56; Шумаков, 1902. №12, 17. С. 80-82, 91-95]. Кроме того, в писцовых книгах сохранился перечень поместий, который следует за заголовком: «В Погорельском же стану Одоевского отъезду за помещики». «Одоевский отъезд» включал в себя бассейн р. Мизгеи с ее притоками; в бассейне р. Коломенки доходил до Володьково и Горбуново, также включал Боровну; по бассейну р. Веженки доходил до Болото и Ушатина, а в верховьях рек Руки (правой) и Ручицы – до Савинок, Астафьево, Городны и Дулово (см. карту) [Белевская вивлиофика. Т. 1. С. 209-295].

Формирование описанной белёвско-одоевской границы А. В. Шеков относит к рубежу XIV-XV вв. Однако такая точка зрения не учитывает, что за полтора столетия до середины XVI в. граница могла неоднократно меняться. Это могло быть связано с внутренними отношениями новосильских князей. В частности, с необходимостью разделять между членами семейства выморочные уделы тех князей, которые не оставили потомства и т. д. Кроме того, внутри землевладений новосильских князей могла сложиться чересполосица.

По мнению Л. В. Войтовича, которое в свою очередь поддержал А. В. Шеков, первым белёвским князем был Василий Романович, который предположительно умер раньше своего отца. Его потомки в XV в. не смогли претендовать на старшинство в роду, и все это время должны были довольствоваться небольшим уделом [Войтович, 2000. С. 187; Шеков, 2012б. С. 120-123, 127]. В понимании данной проблемы наши взгляды частично расходятся. В сборнике Дионисия Звенигородского, в Румянцевском и Государевом родословцах князь Василий указан без титула, как старший сын одоевского князя Романа Семеновича [Бычкова, 1986. С. 75; РИИР. Вып. 2. С. 112; Родословная книга, 1787. Ч. 1. С. 180]. В родословцах Летописной, Патриаршей редакции и Редакции начала XVII в. у Василия Романовича указан титул «белёвского князя» [РИИР. Вып. 2. С. 43; Родословная книга, 1851. С. 70, 156; Родословная келейная книга, 1913. С. 41]. В одном из родословцев самого конца XVII в. Василий Романович со своим сыном Михаилом Васильевичем включены в перечень одоевских князей [ДРВ. Ч. 9. /С. 157/ С. 246]. Как известно, родословные росписи XVI-XVII вв. в перечне новосильских князей, живших в XIV-XV вв., содержат ряд ошибок, и в этой части оказываются ненадежным источником. Независимым от них источником является группа синодиков типа Любецкого, известных в списках XVII-XVIII вв. В них Василий Романович носит титул князя «новосильского», который является общим для всех князей новосильского дома [Поменник Введенської церкви, 2007. С. 18; Филарет, 1874. С. 44. №46]. Разумеется, источники не исключают того, что он мог княжить в Белёве, однако и надежных свидетельств о его белёвском княжении не имеется. Время основания Белёва неизвестно, в Списке городов дальних и ближних он не упомянут. Видимо, с учетом этого обстоятельства и опираясь на опыт истории Серпуховского княжества, А. В. Шеков высказал интересную мысль о том, что при жизни отца князь Василий Романович мог получить временный удел без города, а сам город Белёв мог быть построен позже, уже после его смерти [Шеков, 2012б. С. 127].

Нерешенным остается вопрос о том, занимал ли князь Василий Романович старший новосильский стол. А. В. Шеков указал, что в помяннике князей черниговского дома в составе Введенского Печерского синодика он упомянут раньше своего отца, что дало исследователю основания для подкрепления гипотезы о ранней смерти князя Василия [Поменник Введенської церкви, 2007. С. 18; Шеков, 2012б. С. 120]. Однако в списке Любецкого синодика, которым пользовался Филарет (Гумилевский), князь Василий Романович поминался вслед за своим отцом [Филарет, 1874. С. 44. №46]. Поэтому с той же степенью аргументированности можно полагать, что после князя Романа Семеновича старшее новосильское и одоевское княжение занимал его старший сын князь Василий Романович. Разногласия в спорных вопросах белёвской истории происходят от того, что в основе выдвинутых гипотез лежат очень поздние источники, не претендующие на полную аутентичность.

Между тем, к сожалению, А. В. Шеков не обращает внимания на житие Кирилла Белозерского²⁷. Это сочинение Пахомия Логофета 1461-1462 гг. проясняет хронологию жизни первых белёвских князей. К тому же, оно является самым ранним источником, в котором упоминается князь с титулом «белёвского». Таковым выступает сын князя Василия Романовича – князь Михаил Васильевич. Он начал княжить в Белёве, вероятно, не позднее 1419 г. (как минимум за восемь лет до смерти Кирилла Белозерского)²⁸. Умер, вероятно, еще при жизни своего дяди князя Юрия Романовича Одоевского и, должно быть, поэтому не стал участником договора новосильских князей с Витовтом в конце июля 1427 г. Князь Михаил Белёвский не занимал старшинство в роду новосильских князей, и оставил после себя княгиню с детьми [Беспалов, 2010. С. 31-34]. В малолетство его детей часть белёвских земель могла быть ими утрачена. Подобный пример имеется в истории Серпуховского княжества: в малолетство князя Василия Ярославича, Василий II забрал у него часть земель, а потом так и не вернул [ДДГ. №27. С. 70; №30. С. 76].

В следующей части наши с А. В. Шековым взгляды на историю белёвских князей сближаются. На литовской службе до конца 1480-х – начала 1490-х гг. они находились под патронажем старшей ветви одоевских князей. При возобновлении договора с Литвой в 1459 и 1481 гг., одоевские князья были старше на одно поколение своих белёвских племянников [ДДГ. №60. С. 192-193; LM. Kn. 5. 2012. №542. P. 359-360; Казакоў, 2010. С. 298-300]. В этой связи белёвские князья не имели возможности княжить в Одоеве, где с рубежа XIV-XV вв. размещался старший стол Новосильско-Одоевского княжества. Эта точка зрения подкреплена надежными источниками. Однако она не проясняет, как не самые сильные в верховьях Оки белёвские князья сумели существенно расширить свои владения в конце XV – первой половине XVI вв.

Если принять точку зрения А. В. Шекова о предполагаемом им составе белёвских земель в XV в., то оказывается, что почти вся и без того небольшая исконная вотчина белёвских князей была покрыта лесом. И хотя потенциально она могла приносить существенный доход от бортного промысла и охоты на пушного зверя, но, видимо, была населена гораздо меньше, чем более освоенные лесостепные территории. Исходя из таких расчетов, с приобретением части огдыревской округи, площадь Белёвского удела увеличилась бы более чем вдвое. Однако для осуществления такого шага белёвские князья должны были иметь достаточные силы и обладать необходимым авторитетом.

/С. 158/

/С. 157/ На примере Жабыни мы видим, что в разделе вотчин мезецких и огдыревских князей участвовали не только белёвские князья, но и их одоевские родичи. Может быть, они сообща претендовали на перечисленные выше владения мезецких и огдыревских князей, как на часть некогда утраченной новосильской родовой вотчины? В любом случае, подобные притязания не могли быть реализованы, минуя московского государя, который должен был узаконить эту аннексию своей грамотой. Не исключено, что именно на рубеже XV-XVI вв. Иван III закрепил часть огдыревской округи за новосильскими князьями. В то же время здесь могли происходить обмены земель. Так, можно задаваться вопросами: не был ли обменен одоевский Жеремин на мезецкую (огдыревскую) Жабынь? Не были ли обменены Сныхово, Сытичи и Веино /С. 158/ на мезецкие (огдыревские) Лабодин, Бакино, Мокрищево и Руку? Последний вопрос справедлив, если только в XV в. Сытичи и Веино принадлежали Белёву, а не Выркам. Так или иначе, на западе Белёвский удел сильно расширился. Если при этом белёвские и одоевские князья получали выгоду вместе, то не исключено, что одновременно от Белёвского удела была отрезана какая-то часть его восточной части в пользу Одоева и, таким образом, происходило перераспределение земель внутри рода новосильских князей. Так мог образоваться клин, проникавший в западную часть Белёвского удела со стороны Одоева и открывавший одоевским вотчинникам дорогу на Жабынь.

Затем последовал еще один этап перемежевания на западе Белёвского удела. Нет ясности, когда объединенный Сныховский (Вырский) стан был отмежеван от Козельска к Белёву. Но это произошло, видимо, после смерти князя Семена Ивановича († 26 июня 1518 г.) – до межевания 1566 г. включительно. Не ясно, когда часть Жабынской волости была поделена между Дураковским, Благовещенским и Сныховским (Вырским) станами – при межевании рубежа XV-XVI вв. или позже – при межевании 1566 г.?

В 1566 г. к Белёвскому уделу с востока была отмежевана значительная территория от Одоева. Примечательно, что она не образовала нового стана, как в случае с давно сложившимися Руцким, Лабодинским и Бакинским станами, а была приписана к уже имевшемуся Погорельскому стану Белёвского уезда. Дело может быть в том, что из старины «Одоевский отъезд» не был единой волостью, а затем станом. В таком виде он формировался (расширялся и перемежевывался) со времени включения в него Жабынской волости или ее части. Поэтому можно думать, что межеванием 1566 г. Белёву была возвращена часть утраченных прежде земель, а также прирезаны новые земли, в том числе и Жабынь²⁹. При этом Жабынская волость уже не была восстановлена в качестве единого и одноименного стана.

Итак, начиная с конца XV в., сразу или поэтапно, белёвские князья при участии своих родичей и с одобрения московской великокняжеской власти сумели овладеть новыми территориями, расположенными на левобережье р. Оки, а также обзавестись новыми слугами. Огдыревские же князья, видимо, совсем захудали и не могли оспорить свое право на прежние владения. В дальнейшем положение семейства Белёвских еще более упрочилось. В 1513/14 г. князь Иван Васильевич Белёвский стал боярином Василия III [ДРВ. Ч. 20. С. 17]. Его сын – последний белёвский князь Иван Иванович († до февраля 1555 г.) был женат на внучке Якова Захарьича – Анне Петровне [РИИР. Вып. 2. 113; Родословная книга, 1851. С. 86, 161; Вкладная книга…, 1987. С. 118]. Она приходилась троюродной сестрой жене Ивана IV – Анастасии Романовой (состояли в браке с февраля 1547 г. по август 1560 г.) [ПСРЛ. Т. 21. Ч. 2. СПб., 1913. С. 635]. Находясь в родстве с грозным царем, белёвский князь мог рас-/С. 159/считывать и на его поддержку в спорных делах, если таковые возникали.

Таким образом, к 1566 г. из родовой вотчины огдыревских князей сложился Болховский уезд в составе Годыревского, Нугорского и Однолуцкого станов. При этом в состав Белёвского уезда вошла едва ли не половина огдыревской округи: старые волости Рука, Лабодин, Бакино, Жабынь и новая волость Мокрищево.

В целом опыт исследования административно-территориального деления Верхнего Поочья показывает, что в XV–XVI вв. состав землевладений местных князей динамично менялся. В какой-то степени это происходило под влиянием местных княжеских отношений. Однако не менее важным фактором была политика великих литовских, а затем и великих московских князей, которые неоднократно перекраивали облик региона. Наиболее устойчивыми к переменам были исконные владения местных князей. Но если их города, волости и села попадали в государеву собственность, то зачастую передавались иным землевладельцам и включались в состав иных, иногда совершенно новых образований. Также происходили обмены земель. Поэтому и состав известных уездов Верхнего Поочья второй половины XVI – XVII вв. далеко не полностью совпадает с составом владений тех или иных местных князей XV в.

{Примечания}

/С. 149/ ¹⁷ Не его ли именем названо село «Княж Васильево» в Годыревском стане? Обычно князья получали прозвище по городу, в котором княжили. Им также принадлежали целые волости. Поэтому не имело смысла называть их именами отдельные села. Другое дело, если нездоровому от рождения князю в родовом имуществе принадлежала лишь небольшая вотчинка. Впрочем, не исключено, что это село получило имя князя Василия Ивановича Огдыревского.

¹⁸ Позже в родословцах, старшим сыном князя Федора Андреевича был назван князь Федор Федорович, перешедший на московскую службу на рубеже XV-XVI вв. Однако источники конца XV в. заставляют предположить, что старшим среди пятерых братьев был князь Петр Федорович, оставшийся на службе в Литве [LM. Kn. 4. №16.4. P. 59; РИИР. Вып. 2. С. 114. Родословная книга, 1851. С. 72].

/С. 150/ ¹⁹ События датированы: «въ понедельник, передъ Успениемъ Пречистые».

/С. 151/ ²⁰ В разрядных книгах по случаю новых «отъездов» было записано, что к Ивану III «приехал служить от короля князь Семен Федорович Воротынской да князь Михайло Романович Мезетцкой, да князь Василей да князь Ондрей Васильевичи Беле́вские с вотчинами и с волостми» [РК-1598. С. 22-23; РК-1605. Т. 1. С. 32-34]. В отношении князя Василия Васильевича Белёвского составитель разрядной книги допустил неточность. Этот князь был схвачен своим старшим братом князем Иваном еще до мая 1492 г. [СИРИО. Т. 35. С. 58-59]. Вероятно, некоторое время он томился в неволе и лишь к концу 1492 г. был приведен к присяге [СИРИО. Т. 35. С. 81]. В Симеоновской летописи ошибочно указано, что вместе с князем Семеном Воротынским к Москве «приехал» его племянник князь Иван Михайлович [ПСРЛ. Т. 18. М., 2007. С. 276-277]. Последний находился на московской службе уже в 1487 г.

/С. 154/ ²¹ Пахнутцева дорога шла от верховий р. Сейма до верховий р. Оки [КБЧ. С. 113-115].

²² Озерка, Озерна – распространенное название речек. Ближайшие к Алешне и сохранявшие свое название еще в XVIII-XIX вв. – это мелкие речушки: левый приток р. Голубки (приток р. Жиздры) и левый приток р. Лютни (приток р. Вытебети) [Смолицкая, 1976. С. 34, 35].

²³ В летописных сведениях о строительстве города на Поле на реке Орлее под 7075 г., речь идет об Орле. В указателях содержится ошибка [ПСРЛ. Т. 13. Ч. 2. СПб., 1906. С. 405; ПСРЛ. Т. 29. М., 2009. С. 353]. В том же году «на Орле» впервые появляются воеводы [РК-1598. С. 212; РК-1605. Т. 2. С. 212].

/С. 155/ ²⁴ Это были Доброкощеевская (Кощеево), Кудрина, Фроловская и Артемовская на Грязне Поляне (последние две вблизи Хочево) [Антонов, 2002. С. 30-31, 38; Барбашов, 2011. С. 90, 142, 161, 258-259, 294].

²⁵ Жабынь-Селехова впервые упоминается в Белёвском уезде под 1568/69 г. [Антонов, 2002. С. 33]. К концу XVI в. Селеховы расселились и в Орловском уезде [ПКМГ. Ч. 1. Отд. 2. С. 932, 966, 1014, 1027, 1028].

/С. 156/ ²⁶ В XVII в. при сохранении Веино и Сытичей за Козельском, с их церквей и с церквей окружавших их сел Долбина, Чернышина, Дракун, Березова, Хлыстова и Ганилова собирались полоняничные деньги к Белёву [Соловьев, 1896. С. 94-95, 99]. Не ясно, сложилась ли эта практика в позднее время или была наследием XV в.?

/С. 157/ ²⁷ Этот источник был указан мной в докладе 2006 г., который А. В. Шеков рекомендовал для V Историко-археологических чтений памяти Н. И. Троицкого, за что я ему искренне благодарен [Беспалов, 2007. С. 300].

²⁸ По житийному преданию, князь Михаил Белёвский со своей княгиней Марией восемь лет не имели детей. Их рождению помогли молитвы старца Кирилла Белозерского [Житие Кирилла Белозерского, 2000. С. 45]. Следовательно, Михаил Васильевич начал княжить в Белёве не позднее, чем за восемь лет до смерти Кирилла († 8 июня 1427 г.). Датировку «не позднее 1419 г.» можно принять, если в житии «восемь лет» не является символическим выражением.

/С. 158/ ²⁹ Е. И. Колычева полагала, что после смерти последнего белёвского князя воротынские князья овладели некоторыми белёвскими землями [Колычева, 2000. С. 122]. А. В. Шеков же убедительно показал, что в середине XVI в. князья Александр и Михаил Ивановичи Воротынские передали Перемышльскому Шаровкину монастырю села Страмок, Рыхлеево и деревню Мизгею из состава одоевских земель. Лишь после межевания 1566 г. эти монастырские владения оказались в составе Белёвского уезда [Леонид, 1863. С. 5, 16, 23, 37, 38; Садиков, 1940. С. 194, 195; Шеков, 2012б. С. 119]. Схожая история была у церковной земли Белинского погоста – Дмитриевой поляны [Белевская вивлиофика. Т. 1. С. 377-378; Шеков, 2012б. С. 118].

/С. 159/

Источники и литература

А[рхимандрит] Л[еонид]. Описание Белевской Жабынской пустыни. Тула, 1865.

АЗР. Т. 1. – Акты, относящиеся к истории Западной России, собранные и изданные Археографическою комиссиею. Т. 1. СПб., 1846.

АМГ. Т. 1. – Акты Московского государства, изданные Императорской академией наук. Т. 1. Разрядный приказ. Московский стол. 1571–1634. СПб., 1890.

Антонов А. В. Выпись из писцовых книг 1568/69 года на земли в округе Белёва // Белёвские чтения. Вып. 2. М., 2002. С. 28-41.

Антонов А. В. К истории удела князей Одоевских // Русский дипломатарий. М., 2001. Вып. 7. С. 258-285.

Антонов А. В. Новые документы по истории землевладения в Белёвском уезде в конце XVI – начале XVII веков // Белёвские чтения. М., 2001. Вып. 1. С. 84-96.

АСЗ. Т. 3. – Акты служилых землевладельцев XV – начала XVII века. Т. 3. М., 2002.

АЮБ. Т. 2. – Акты, относящиеся до юридического быта древней России. Т. 2. СПб., 1864.

Барбашов Е. Р. Топонимический словарь Белёвского района Тульской области. Тула, 2011.

Белевская вивлиофика. Собрание древних памятников об истории Белева и Белевского уезда. Т. 1. / Изд. Н. А. Елагиным. М., 1858.

Белевская вивлиофика. Собрание древних памятников об истории Белева и Белевскаго уезда. Т. 2. / Изд. Н. А. Елагиным. М., 1858.

Беспалов Р. А. Битва коалиции феодалов Верхнего Поочья с ханом Куйдадатом осенью 1424 года // Верхнее Подонье: Археология. История. Тула, 2009. Вып. 4. С. 205-210.

Беспалов Р. А. К вопросу о терминах «верховские князья» и «Верховские княжества» // Проблемы славяноведения. Сб. научных статей и материалов. Брянск, 2010. Вып. 12. С. 15-61.

Беспалов Р. А. Козельск в XV веке: очерк политической истории // Вопросы археологии, истории и культуры Верхнего Поочья. Материалы XV Всероссийской научной конференции. Калуга, 2-4 апреля 2013 г. Калуга, 2013. С. 37-43.

Беспалов Р. А. О древнейших источниках по генеалогии Белёвских удельных князей и об известиях, сочиненных краеведами И. П. Сахаровым и И. Ф. Афремовым в первой половине XIX в. // Верхнее Подонье: Природа. Археология. История. Вып. 2. Т. 2: История. Тула, 2007. С. 299-305.

Беспалов Р. А. Опыт исследования «Сказания о крещении мценян в 1415 году» в контексте церковной и политической истории Верхнего Поочья // Вопросы истории, культуры и природы Верхнего Поочья: Материалы XIII Всероссийской научной конференции. Калуга, 7-9 апреля 2009 г. Калуга, 2009. С. 27-31.

Беспалов Р. А., Казаров А. А. Клады и денежные комплексы первой трети XV века, обнаруженные в верховьях Оки, Дона и Десны в 2008-2011 годах (по результатам предварительного исследования) // Город Средневековья и раннего Нового времени: археология, история. Материалы IV Всероссийского семинара. Ноябрь 2011 г. Тула, 2013. С. 72-86.

Вкладная книга Троице-Сергиева монастыря / Подг. Е. Н. Клитина, Т. Н. Манушина, Т. В. Николаева. М., 1987.

Власьев Г. А. Потомство Рюрика. Т. 1. Князья Черниговские. Ч. 1. СПб., 1906.

Власьев Г. А. Потомство Рюрика. Т. 1. Князья Черниговские. Ч. 2. СПб., 1906.

Водарский Я. Е. Население России в конце XVII – начале XVIII века. (Численность, сословно-классовый состав, размещение). М., 1977.

Водарский Я. Е. Территория и население севского разряда во второй половине XVII – начале XVIII вв. // Вопросы истории хозяйства и населения России XVII в. Очерки по исторической географии XVII в. М., 1974. – С. 215-242.

Войтович Л. [В.] Князівські династії східної Європи (кінець IX – початок XVI ст.). Львiв, 2000.

Горский А. А. От земель к великим княжениям: «Примыслы» русских князей второй половины XIII-XV в. М., 2010.

ДДГ – Духовные и договорные грамоты великих и удельных князей XIV-XVI вв. М.; Л., 1950.

ДРВ. Ч. 9. – Древняя российская вивлиофика, содержащая в себе собрание древностей российских, до истории, географии и генеалогии российския касающихся / Изд. Новиков Н. [И.] Ч. 9. М., 1789.

ДРВ. Ч. 20. – Древняя российская вивлиофика, содержащая в себе собрание древностей российских, до истории, географии и генеалогии российския касающихся / Изд. Новиков Н. [И.] Ч. 20. М., 1791.

Евсеев И. Е. Описание рукописей, хранящихся в Орловском древлехранилище. Вып. 2. Орел, 1906.

Житие Кирилла Белозерского / Под ред. А. С. Герда. СПб., 2000.

Зайцев А. К. Черниговское княжество X-XIII вв.: избранные труды. М., 2009.

/С. 160/ Зотов Р. В. О черниговских князьях по Любецкому синодику и о Черниговском княжестве в татарское время. СПб., 1892.

Казакоў А. У. Невядомае даканчанне караля польскага і вялікага князя літоўскага Казіміра і князя Навасільскага і Адоеўскага Міхаіла Іванавіча 1481 г. // Studia Historica Europae Orientalis. Исследования по истории Восточной Европы. Минск, 2010. С. 291-300.

Квашнин-Самарин Н. [Д.] По поводу Любецкаго синодика // Чтения в Императорском обществе истории и древностей российских при Московском университете. М., 1873. Кн. 4. V. Смесь. С. 213-226.

КБЧ – Книга Большому Чертежу / Подг. к печати К. Н. Сербиной. М.; Л.: Издательство АН СССР, 1950.

Колычева Е. И. Судьба княжеского рода Воротынских в XVI в. // Человек в XVI столетия. Сборник статей / Ред. А. А. Сванидзе, В. А. Ведюшкин. М., 2000. С. 117-127.

Коцебу А. Свитригайло, великий князь Литовский, или дополнение к историям Литовской, Российской, Польской и Прусской. СПб., 1835.

Кром М. М. Меж Русью и Литвой. Западнорусские земли в системе русско-литовских отношений конца XV – первой половины XVI в. М., 1995.

Кузнецов О. Ю. Рыцарь Дикого поля. Князь Д. И. Вишневецкий: монография. М., 2013.

Кузьмин А. В. Генеалогия потомков черниговских князей по данным Румянцевского II списка первого извода Патриаршей редакции родословных книг (РГБ. Ф. 256. №349) // Очерки феодальной России. Вып. 15. М.; СПб., 2012. С. 173-192.

Курбский А. М. История о Великом князе Московском. СПб., 1913.

Леонид, иеромонах. Церковно-историческое описание упраздненных монастырей, находящихся в пределах Калужской епархии // Чтения в Императорском обществе истории и древностей российских при Московском университете. М., 1863. Кн. 1. I. Исследования. С. 1-170.

Любавский М. К. Областное деление и местное управление Литовско-Русского государства ко времени издания первого литовского Статута. М., 1892.

Маштафаров А. В. Акты XVI в. Спасо-Преображенского монастыря г. Белёва из собрания РГАДА // Белёвские чтения. М., 2002. Вып. 2. С. 48-64.

Описание города Белева и Белевского уезда, со всеми лежащими в них дачами, в чьем они владении, какое число мужского полу душ и сколько мерою земель, со внесением экономических примечаний, 1792 года. М., 1858.

ОДБ МАМЮ. Т. 21. – Описание документов и бумаг, хранящихся в Московском архиве Министерства юстиции. Т. 21. М., 1915.

Опись АПП 1626 г. – Опись архива Посольского приказа 1626 года / Под ред. С. О. Шмидта. М., 1977.

ПКМГ. Ч. 1. Отд. 1. – Писцовые книги Московского государства. Ч. 1. Отд. 2. СПб., 1877.

План генерального межевания Белевского уезда. Ч. 1. [б. м.] 1792.

План генерального межевания Дешкинского уезда. 1785.

Поменник Введенської церкви в Ближних Печерах Киево-Печерської Лаври / Упорядкування та вступна стаття Олексiя Кузьмука // Лаврьский альманах. Вип. 18. Київ, 2007.

ПСРЛ. Т. 6. Вып. 2. – Софийская вторая летопись // Полное собрание русских летописей. Т. 6. Вып. 2. М., 2001.

ПСРЛ. Т. 8. – Продолжение летописи по Воскресенскому списку // Полное собрание русских летописей. Т. 8. М., 2001.

ПСРЛ. Т. 13. Ч. 1. – Летописный сборник, именуемый Патриаршей или Никоновской летописью // Полное собрание русских летописей. Т. 13. Ч. 1. М., 2000.

ПСРЛ. Т. 13. Ч. 2. – Летописный сборник, именуемый Патриаршей или Никоновской летописью // Полное собрание русских летописей. Т. 13. Ч. 2. М., 2000.

ПСРЛ. Т. 15. – Тверской сборник // Полное собрание русских летописей. Т. 15. М., 2000.

ПСРЛ. Т. 15. Вып. 1. – Рогожский летописец // Полное собрание русских летописей. Т. 15. М., 2000.

ПСРЛ. Т. 18. – Симеоновская летопись // Полное собрание русских летописей. Т. 18. М., 2007.

ПСРЛ. Т. 21. Вторая половина. – Книга степенная царскаго родословия. Часть вторая. // Полное собрание русских летописей. Т. 21. Вторая половина. СПб., 1908.

ПСРЛ. Т. 23. – Ермолинская летопись // Полное собрание русских летописей. Т. 23. М., 2004.

ПСРЛ. Т. 25. – Московский летописный свод конца XV века // Полное собрание русских летописей. Т. 25. М., 2004.

ПСРЛ. Т. 28. – Летописный свод 1497 г. Летописный свод 1518 г. (Уваровская летопись). // Полное собрание русских летописей. Т. 28. М.; Л., 1963.

ПСРЛ. Т. 29. – Летописец начала царства царя и великого князя Ивана Васильевича. Александро-Невская летопись. Лебедевская летопись. // Полное собрание русских летописей. Т. 29. М., 2009.

ПСРЛ. Т. 32. – Хроники: Литовская и Жмойтская, Быховца. Летописи: Баркулабовская, Аверки и Панцырного. // Полное собрание русских летописей. Т. 32. М., 1975.

ПСРЛ. Т. 35. – Летописи Белорусско-Литовские // Полное собрание русских летописей. Т. 35. М., 1980.

ПСРЛ. Т. 43. – Новгородская летопись по списку П. П. Дубровского // Полное собрание русских летописей. Т. 43. М., 2004.

РИБ. Т. 6. – Памятники древне-русского канонического права. Ч. 1. (Памятники XI –XV в.). Издание второе. // Русская историческая библиотека. Т. 6. СПб., 1908.

РИБ. Т. 27. – Литовская метрика. Отдел первый. Часть первая: Книги записей. Т. 1. / Русская историческая библиотека, издаваемая императорскою Археографическою комиссиею. Т. 27. СПб., 1910.

РИИР. Вып. 2. – Редкие источники по истории России. Вып. 2: Новые родословные книги XVI в. / Подг. З. Н. Бочкарева, М. Е. Бычкова. М., 1977.

РК-1598 – Разрядная книга 1475-1598 гг. / Под. ред. В. И. Буганова. М., 1966.

РК-1605. Т. 1. – Разрядная книга 1475-1605 гг. Т. 1. Ч. 1–3. / Под. ред. В. И. Буганова. Сост. Н. Г. Савич. М., 1977.

Родословная келейная книга святейшего государя Филарета Никитича патриарха всея России // Юбилейный сборник Императорского С.-Петербургского археологического института. 1613-1913. СПб., 1913.

Родословная книга князей и дворян российских и выезжих. Ч. 1. М., 1787.

Родословная книга по трем спискам с предисловием и азбучным указателем // Временник Императорского общества истории и древностей российских. Кн. 10. М., 1851.

Садиков П. А. Из истории опричнины XVI в. // Исторический архив. М.; Л., 1940. Вып. 3. С. 113-303.

СИРИО. Т. 35. – Памятники дипломатических сношений Московского государства с Польско-Литовским. Т. I. // Сборник Императорского русского исторического общества. Т. 35. СПб., 1892.

/С. 161/ СИРИО. Т. 41. – Памятники дипломатических сношений Московского государства с Крымскою и Нагайскою Ордами и с Турцией. Т. I. // Сборник Императорского русского исторического общества. Т. 41. СПб., 1884.

СИРИО. Т. 59. – Памятники дипломатических сношений Московского государства с Польско-Литовским. Т. II. // Сборник Императорского русского исторического общества. Т. 59. СПб., 1887.

СИРИО. Т. 95. – Памятники дипломатических сношений Московского государства с Крымом, Нагаями и Турциею. Т. II. 1508-1521 гг. // Сборник Императорского русского исторического общества. Т. 95. СПб., 1895.

Словарь орловских говоров. Учебное пособие по русской диалектологии. Вып. 1. Ярославль, 1989.

Смирнов П. [П.] Орловский уезд в конце XVI века по писцовой книге 1594-5 гг. Киев, 1910.

Смолицкая Г. П. Гидронимия бассейна Оки (список рек и озер). М., 1976.

Соловьев Н. А. Сарайская и Крутицкая епархии. Вып. 2. Росписи полоняничных денег 1675-1682 гг. // Чтения в Императорском обществе истории и древностей российских при Московском университете. Кн. 3. М., 1896. I. Материалы исторические. С. 1-235.

Список населенных мест по сведениям 1866 года. Т. XXIX: Орловская губерния. СПб., 1871.

Срезневский И. И. Материалы для словаря древнерусского языка по письменным памятникам. Т. 3: Р-Я. СПб., 1912.

СРЯ. Вып. 4. – Словарь русского языка XI – XVII вв. Вып. 4. М., 1977.

Темушев В. Н. Представления о территории Верхнеокских княжеств в работах исследователей // Верхнее Подонье. Природа. Археология. История. Вып. 2. Т. 2. Тула, 2007. С. 257-277.

Титов А. [А.] Вкладные и кормовые книги Ростовского Борисоглебского монастыря в XV, XVI, XVII и XVIII столетиях. Ярославль, 1881.

Топографическая карта генерального штаба СССР. 1993.

Филарет. Историко-статистическое описание Черниговской епархии. Кн. 5. Чернигов, 1874.

Шеков А. В. Верховские княжества. (Краткий очерк политической истории. XIII – середина XVI вв.). / Труды Тульской археологической экспедиции. Вып. 1. Тула, 1993.

Шеков А. В. Верховские княжества. Середина XIII – середина XVI вв. М., 2012.

Шеков А. В. Об исторической географии Новосильско-Одоевского княжества в последней четверти XIV – начале XV в. // Куликовская битва в истории России. Тула, 2012. Вып. 2. С. 112-128.

Шумаков С. А. Сотницы (1537-1597 гг.), грамоты и записи (1561-1696 гг.). М., 1902.

Kuczyński S. M. Ziemie Czernihowsko-Siewerskie pod rządami Litwy. Warszawa, 1936.

LM. Kn. 3. – Lietuvos metrika. Kniga Nr. 3 (1440-1498): Užrašymų knyga 3 / Parengė Lina Anužytė ir Algirdas Baliulis. Vilnius, 1998.

LM. Kn. 4. – Lietuvos Metrika. Knyga Nr. 4 (1479-1491): Užrašymų knyga 4 / Parengė Lina Anužytė. Vilnius, 2004.

LM. Kn. 5. 2012. – Lietuvos metrika. Kniga Nr. 5 (1427-1506): Užrašymų knyga 5 / Parengė Algirdas Baliulis, Artūras Dubonis, Darius Antanavičius. Vilnius, 2012.

LM. Kn. 8. – Lietuvos metrika. Knyga Nr. 8 (1499-1514): Užrašymų knyga 8 / Parengė Algirdas Baliulis, Romualdas Firkovičius, Darius Antanavičius. Vilnius, 1995.

_______________________________________________________________________

   << Часть 1