К вопросу о границе «po Uhru» в XV веке

Опубликовано: Беспалов Р. А. К вопросу о границе «po Uhru» в XV веке // Вопросы археологии, истории и культуры Верхнего Поочья: Материалы XIV Всероссийской научной конференции. Калуга, 5-7 апреля 2011 г. Калуга: Изд-во «Полиграф-Информ», 2012. – С. 81-86. [0,44 а. л., 1 илл.]

/С. 81/

К вопросу о границе «po Uhru» в XV веке

Вопрос о московско-литовской границе в районе реки Угры в XV в. неоднократно затрагивался в исторической литературе. В последние годы эта тема стала предметом исследования В. Н. Темушева¹. Первоначально, следуя историографии, он считал, что граница по реке Угре сложилась в начале XV в.² В частности, хроника Быховца относит ее закрепление ко времени окончания московско-литовской войны 1406-1408 гг.³ Но затем на основании анализа посольских книг московско-литовских дипломатических сношений ученый пришел к очень важному выводу о том, что до войны 1486-1493 гг. правобережным литовским городам Залидову, Бышковичам и Опакову принадлежали волости /С. 82/ на левобережье р. Угры: Городенка, Гостижа, Вежки, Нерожа и другие. То есть владения Великого княжества Литовского явно переходили на левую сторону Угры⁴. В своем новом исследовании, опубликованном в двух статьях 2009-2010 гг., В. Н. Темушев отметил, что в начале XV в. московско-литовская граница по Угру «все таки могла быть обозначена, хоть и условно». По его мнению, именно в начале XV в. на правобережье в городках от Дмитров(ц)а до устья Угры была создана система литовских укреплений, а левобережье представляло собой буферную полосу незанятых земель. Реальная же московско-литовская граница по Угре не имела большой протяженности и составляла небольшой отрезок в устье реки. Далее литовская сторона освоила незанятое ранее левобережье Угры. И лишь после 1494 г. на короткий период времени часть Угры от устья до Дмитровской земли действительно стала обозначать московско-литовскую границу⁵.

Рис. 1. Верхнее Поочье в конце XV в. (скачать карту в лучшем разрешении)

В работах предшественников для датировки возникновения границы «по Угру» зачастую использовалась простая совокупность сведений источников. При этом отсутствовал источниковедческий анализ. Десятилетиями складывался прочный стереотип, отказаться от которого совсем непросто. В. Н. Темушев обнаружил принципиально новые обстоятельства, которые заставляют посмотреть на проблему границы в районе реки Угры с иной точки зрения. Но теперь в источниках выявились существенные расхождения. Дело в том, что хроника Быховца (памятник XVI в.) говорит о реальной московско-литовской границе «po Uhru» уже в начале XV в. Для выяснения причины этого противо- /С. 83/ речия рассмотрим известные сведения письменных памятников в хронологическом порядке их появления на свет и по возможности попытаемся установить обстоятельства их возникновения.

В памятниках возникших до конца XV в. река Угра ни разу(!) не упомянута в качестве границы. Например, польский хронист Я. Длугош († 1480 г.) при описании московско-литовской войны под 1406 и 1408 гг. о такой границе не сообщал⁶. Накануне войны 1486-1493 гг. территория по обе стороны Угры за исключением небольшого участка левобережья в ее устье принадлежала Великому княжеству Литовскому. Впервые московский проект границы «по Угру» явно сложился в начале 1493 г. В это время московские войска заняли обширную литовскую территорию в Поугорье⁷. Значительная ее часть была передана князю Семену Воротынскому, перешедшему на московскую службу. В том числе он получил от Ивана III: Залидов, Бышковичи и Опаков с их волостями, но только «по Угру»⁸. Левобережная часть их волостей отошла к Медыни. Вскоре по московско-литовскому договору о мире от 7 февраля 1494 г. Залидов, Бышковичи и Опаков были возвращены Великому княжеству Литовскому, но тоже не полностью, а лишь «по Угру»⁹. Так была установлена новая московско-литовская граница, а выражение «по Угру» стало юридически зафиксированным определением. В актах Великого княжества Литовского стали встречаться упоминания о территории, которая отошла к Москве «за Вгру»¹⁰. Далее война 1500-1503 гг. отодвинула литовское присутствие от Угры далеко на юго-запад. Поугорский участок московско-литовской границы 1494 г. стал границей внутренних московских уделов¹¹. Однако литовская сторона считала создавшееся положение несправедливым и надеялась, что в будущем занятая Москвой территория вновь вернется к Литве, а юридически согласованная граница «по Угру» будет восстановлена. 2 апреля 1503 г. между Москвой и Литвой было установлено перемирие сроком на шесть лет. Предполагалось, что до заключения договора о мире Поугорье временно сохранится за Москвой¹². Все перечисленные факты зафиксированы в актовых материалах, освещающих события, как с московской, так и с литовской стороны. Поэтому их достоверность не вызывает сомнений и имеет приоритет перед сведениями летописей и хроник.

Не ранее 1508 г. в Великом княжестве Литовском появилась хроника (отражена в хронике Быховца)¹³, которая провозгласила идею о возникновении границы «po Uhru» еще в глубокой древности – в начале XV в.¹⁴ В ней были искажены причины начала войны 1406-1408 гг.¹⁵ и особо изложены обстоятельства заключения мира. Свидетелем установления московско-литовской границы «po Uhru» в 1408 г. назван некто пан Андрей Немир – основатель рода Немировичей. По легенде его прозвище якобы произошло от слов «не мир» и характеризует его как противника политических уступок Москве без борьбы. По этому поводу он полемизировал даже с великим князем литовским: «ne jest prawy mir, hde krowoprolitia meży hospodary ne było». В этих словах явно оспаривается «правота» (законность) московско-литовского договора о мире. Через рукопись они стали достоянием общественности, вероятно, разделявшей это мнение. Однако описанная ситуация плохо согласуется с положением дел в начале XV в., поскольку договор о мире 1408 г. был очень прочным. При жизни Витовта и Василия I он не нарушался.

Иная ситуация сложилась накануне создания хроники Быховца. В XV в. русские земли Великого княжества Литовского закреплялись под властью великих литовских князей ярлыками ханов Золотой Орды, а после ее распада – ярлыками крымских ханов¹⁶. Когда же в результате войны 1500-1503 гг. значительная часть литовской территории была захвачена Москвой, то Менгли-Гирей передал Ивану III ярлык на эти земли¹⁷. Однако вскоре московско-крымские отношения расстроились, вследствие чего ярлыком от 2 июля 1507 г. Менгли-Гирей возвратил Великому княжеству Литовскому право на владение прежними землями¹⁸. Формально это давало литовской стороне основания для того, чтобы вернуться к договору 1494 г., в котором, между прочим, имелось соглашение о границе «по Угру». При заключении договора о мире с Москвой от 8 октября 1508 г. Сигизмунду I пришлось отказаться от этих притязаний. Так бассейн реки Угры был сохранен в составе Великого княжества Московского¹⁹. Но при этом ярлык Менгли-Гирея 1507 г., видимо, не утратил свою юридическую силу, что создавало предпосылки для оспаривания условий московско-литовского договора 1508 г.

/С. 84/ Граница «по Угру» просуществовала совсем недолго: юридически – с 1494 до 1503 или до 1508 гг., а фактически – лишь до 1500 г. Однако ее нарушение в виде мощной экспансии Московского государства на юго-запад, а также ее неокончательный правовой статус в период с 1503 по 1508 гг. вызвали большой резонанс в западном обществе. Например, в 1517 и 1526 гг. Москву посетил С. Герберштейн, выполнявший роль посредника на новых переговорах о мире между московской и литовской сторонами. Он все еще вспоминал, что река Угра «некогда отделяла Литву от Московии»²⁰.

Часть населения Великого княжества Литовского была не согласна с политическими уступками Сигизмунда I – Москве и, видимо, настаивала на продолжении вооруженной борьбы за свои прежние земли. Так, в 1512 г. черкасский «державец» Андрей Немиров(ич) посылал царевичу Ахмат-Гирею «поминки» в качестве награды за нападение крымских татар на московские «украины»: Белёв, Одоев, Воротынск и Алексин. Во время набега московские воеводы были вынуждены организовать оборону на левобережье реки Угры²¹.

Каждый исторический памятник отражает признаки того времени, когда он был создан. В данном случае реальный персонаж начала XVI в. Андрей Немиров(ич) оказывается не только потомком пана Немира, действительно жившего в конце XIV – начале XV вв.²², но и литературным прообразом пана Андрея Немира, упомянутого в хронике Быховца при описании событий 1408 г. Анахронизм хроники выявляется и в образе его действий, и в юридическом определении конца XV в. «po Uhru», которое было спроецировано на эпоху Витовта и Василия I.

Предложенный порядок исследования письменных памятников выявил, что идея о столетнем существовании границы «по Угру» достоверно оформилась лишь в начале XVI в. на территории Великого княжества Литовского и распространялась, в том числе, через повествовательные сочинения – хроники. Протограф хроники Быховца первоначально был написан на русском языке кириллицей, но затем переложен на польскую транскрипцию. Во второй половине XVI в. некая «литовская хроника», схожая с хроникой Быховца, использовалась польским историком М. Стрыйковским. Потом в XVIII в. те же сведения о московско-литовской войне 1406-1408 гг. из сочинения М. Стрыйковского попали в хронику Литовскую и Жмоитскую. В этих памятниках идея о древности московско-литовской границы «по Угру» была отражена в полной мере²³. В историографии многие исследователи проводили по Угре московско-литовскую границу по состоянию на начало XV в. Это было возможно до тех пор, пока в письменных памятниках не обнаружилось противоречие. Его разрешение достигается путем изучения истории возникновения и бытования текста в совокупности с изучением политической истории Верхнего Поочья. Стоит надеяться, что в будущем заблуждение о границе «по Угру» в начале XV в., в которое нас вводит хроника Быховца, будет развеяно.

Примечания

¹ Несколько статей В. Н. Темушева по этой теме были опубликованы в 2004-2010 гг. См.: Темушев В. Н. Река Угра – вековой страж московско-литовской границы // Новая локальная история: пограничные реки и культура берегов: Материалы второй Международной Интернет-конференции. Ставрополь, 20 мая 2004 г. Ставрополь, 2004. С. 305-317; Темушев В. Н. Западная граница Великого княжества Московского к 1380 г. // Куликовская битва в истории России. Тула, 2006. С. 96-97; Темушев В. Н. Пограничные города Великого княжества Литовского: Дмитровец в XV в. // Studia Historica Europae Orientalis = Исследования по истории Восточной Европы. Вып. 2. Минск, 2009. С. 44-120; Темушев В. Н. Проблема реконструкции московско-литовской границы в XV в. // Працы гістарычнага факультэта БДУ: навук. зб. Вып. 5 / рэдкал.: У. К. Коршук (адк. рэд.) [и инш.]. Минск: БДУ, 2010. С. 208-224; По заверению автора, последняя статья была сдана в печать под заголовком: «Угра - река пограничная? Проблема реконструкции московско-литовской границы в XV в.», но в публикации заголовок был искажен. Также см. публикации его карт Верхнего Поочья, в том числе к исследованиям других авторов: Цемушаў В. М. Вярхоўскія княствы // Вялікае княства Літоўскае: Энцыклапедыя. Т. 1: Абаленскі–Кадэнцыя. Мн., 2005. С. 477; Темушев В. Н. Верховские княжества в конце XIII – первой трети XVI в. Карта. / К статье: Кузьмин А. В. Верховские княжества // Большая российская энциклопедия. Т. 5: Великий князь – Восходящий узел орбиты. М., 2006. С. 198; /С. 85/ Темушев В. Н. Представления о территории Верхнеокских княжеств в работах исследователей // Верхнее Подонье. Природа. Археология. История. Вып. 2. Т. 2. Тула, 2007. С. 262; Темушев В. Н. Верховские княжества во второй половине XV – первой трети XVI в. Карта. / К книге: Кром М. М. Меж Русью и Литвой. Пограничные земли в системе русско-литовских отношений конца XV – первой трети XVI в. М., 2010. После с. 48; На карте в настоящей статье система рек выполнена В. Н. Темушевым, остальное наполнение – автором статьи Р. А. Беспаловым.

² Темушев В. Н. Река Угра – вековой страж московско-литовской границы. С. 308-309.

³ Полное собрание русских летописей (далее – ПСРЛ). Т. 32. М., 1975. С. 149-150.

⁴ Темушев В. Н. Западная граница Великого княжества Московского к 1380 г. С. 96-97; Памятники дипломатических сношений Московскаго государства с Польско-Литовским. Т. I. (С 1487 по 1533 год). // Сборник императорского русского исторического общества. Т. 35. (далее – СИРИО. Т. 35). 1892. С. 118, 122.

⁵ Темушев В. Н. Пограничные города Великого княжества Литовского: Дмитровец в XV в. С. 83-85; Темушев В. Н. Проблема реконструкции московско-литовской границы в XV в. С. 218-219.

⁶ Jana Długosza kanonika krakowskiego Diejόw polskich / Perzeklad Karoła Mecherzyńskiego. T. III. Kraków, 1868. S. 532, 536-537; Затем другие хронисты XVI в. Б. Ваповский, М. Бельский и М. Кромер в этой части лишь пересказывали историю Я. Длугоша и тоже не писали о границе «по Угру» (Dzieje korony Polskéj i wielkiego księstwa Litewskiego od roku 1380 do 1535 przez Bernarda z Rachtamowic Wapowskiego / Perzeklad Mikolaja Malinowskiego. T. 1. Wilno, 1847. S. 173-176; Kronika Marcina Bielskiego. T. 1. Sanok, 1856. S. 507; Kronika Marcina Kromera. Zeszyt pierwszy i drugi. Sanok, 1857. S. 766-767). В русских летописях самое раннее свидетельство о московско-литовском противостоянии на Угре 1408 г. сохранилось в Летописном своде 1479 г. в составе Московского свода конца XV в. В нем тоже ничего не говорится о границе «по Угру» (ПСРЛ. Т. 25. М.-Л., 1949. С. 237-238).

⁷ ПСРЛ. Т. 6. М., Вып. 2. 2001. Стб. 334-336; Разрядная книга 1475-1598 гг. / Под. ред. В. И. Буганова. М., 1966 (далее – РК-1598). С. 22-23; СИРИО. Т. 35. 1892. С. 104.

⁸ СИРИО. Т. 35. 1892. С. 136; В посольских книгах московско-литовских дипломатических сношений не указано имя «великого князя», который пожаловал князю Семену Воротынскому перечисленные волости. Решающим аргументом для решения этого вопроса является то, что документ был составлен московским делопроизводителем. В тех случаях, когда он не называл имя великого князя, то имел в виду своего правителя – Ивана III. Когда же имелся в виду великий князь литовский Александр, его имя всегда оговаривалось.

⁹ Духовные и договорные грамоты великих и удельных князей XIV-XVI вв. М.; Л., 1950 (далее – ДДГ. 1950). №83. С. 330; СИРИО. Т. 35. 1892. С. 125-126, 130; ПСРЛ. Т. 6. Вып. 2. М., 2001. Стб. 340; ПСРЛ. Т. 20. М., 2005. С. 360; ПСРЛ. Т. 12. М., 2000. С. 238; ПСРЛ. Т. 8. М., 2001. С. 227.

¹⁰ Литовская метрика. Отдел первый. Часть первая: Книги записей. Т. 1. // Русская историческая библиотека. Т. 27. СПб., 1910. Стб. 565-566, 649-650; Lietuvos metrika. Kniga Nr. 6 (1494-1506): Užrašymų knyga 6 / Parengė Algirdas Baliulis. Vilnius, 2007. №229. P. 160-161.

¹¹ ДДГ. 1950. №89. С. 355, 360.

¹² СИРИО. Т. 35. 1892. С. 398-403, 405-406.

¹³ В рукописи хроники Быховца был утрачен конец. Она обрывалась на событиях 1506 г., но из описания событий 1499 г. следует, что в оригинале еще освещалось восстание Михаила Глинского 1508 г. По подсчетам Н. Н. Улащика, в конце было утрачено около четырех листов (ПСРЛ. Т. 32. М., 1975. С. 8-9; Улащик Н. Н. Введение в изучение белорусско-литовского летописания. М., 1985. С. 69-70).

¹⁴ ПСРЛ. Т. 32. М., 1975. С. 149-150.

¹⁵ В хронике Быховца причины начала крупной войны объясняются мелочным грабежом: москвитины под Путивлем ограбили литовских людей, взяли с них двух бобров, кадь меду, две секиры и три кафтана. Витовт требовал от своего зятя Василия I удовлетворения, а не получив его – объявил войну (ПСРЛ. Т. 32. М., С. 149-150). Более надежные источники объясняют начало войны политической борьбой князя Юрия Смоленского в Новгороде и Пскове, направленной против Витовта. В итоге в противоборство были втянуты Литва, Москва, а также привлечены немцы, поляки, жмудь (с литовской стороны), татары и тверичи (с московской стороны) (См.: Daniłowicz I. Skarbiec diplomatόw papiezkich, cesarskich, krolewskich, książęcych. T. 1. Wilno, 1860. №824. S. 348-349; №850. S. 354; ПСРЛ. Т. 25. М.-Л., 1949. С. 233-234; ПСРЛ. Т. 15. М., 2000. Стб. 471-472).

/С. 86/ ¹⁶ Коцебу А. Свитригайло, великий князь литовский, или дополнение к историям Литовской, Российской, Польской и Прусской. СПб., 1835. С. 93-94. Прил. С. 10-13; Gołębiowski Ł. Dzieje Polski za panowania Jagiełłonów. Т. 3: Dzieje Polski za panowania Kaźmiera, Jana Olbrachta i Alexandra.Warszawa, 1848. S. 230-233.

¹⁷ Памятники дипломатических сношений Московскаго государства с Крымом, Нагаями и Турциею. Т. II. 1508-1521 гг. // Сборник императорского русского исторического общества. Т. 95. СПб., 1895. С. 154.

¹⁸ Акты, относящиеся к истории Западной России, собранные и изданные Археографическою комиссиею. Т. 2. СПб., 1848. №6. С. 4-5.

¹⁹ Lietuvos metrika. Knyga Nr. 8 (1499-1514): Užrašymų knyga 8 / Parengė Algirdas Baliulis, Romualdas Firkovičius, Darius Antanavičius. Vilnius, 1995. P. 125-128.

²⁰ Герберштейн С. Записки о Московии / Пер. с нем. А. И. Малеина и А. В. Назаренко. Научные комментарии: А. В. Назаренко, А. Л. Хорошкевич, С. В. Думин, М. А. Усманов. М., 1988. С. 142.

²¹ СИРИО. Т. 35. 1892. С. 522-523; ПСРЛ. Т. 6. Вып. 2. М., 2001. Стб. 394; РК-1598. С. 45-47.

²² Согласно хронике Быховца, «Андрей Немир» получил свое прозвище именно на Угре, что не соответствует действительности {следует читать: «не подтверждается другими источниками»}. В белорусско-литовских летописях, восходящих к протографу середины XV в., пан Немир упомянут уже под 1393 г.; а далее – в хронике Яна Длугоша под 1413 г. Причем в этих источниках он не назван Андреем (ПСРЛ. Т. 35. М., 1980. С. 67, 75, 139, 160, 187, 208, 229; Барбашев А. [И.] Витовт и его политика до Грюнвальдской битвы (1410 г.). СПб., 1885. С. 146-148; Jana Długosza kanonika krakowskiego Diejόw polskich / Perzeklad Karoła Mecherzyńskiego. T. IV. Kraków, 1869. S. 145).

²³ Kronika polska, litewska, żmódzka i wszystkiéj Rusi Macieja Stryjkowskiego. T. 2. Warszawa, 1846. S. 122-124; ПСРЛ. Т. 32. М., 1975. С. 4-5, 77-78.

_______________________________________________________________________

Комментарии и ремарки, не вошедшие в публикацию

В тексте курсивом выделен опубликованный фрагмент, который нуждается в коррективах. Рядом в фигурных скобках «{}» дано уточнение.