14 июня 2014 г.

Еще несколько слов о неких «верховских»

Памяти В. Н. Темушева (4.03.1975 – 23.06.2011).

Статья «К вопросу о терминах "верховские князья" и "Верховские княжества"» была написана мной в мае 2009 г. по предложению моего друга Виктора Темушева. Я не в полной мере разделял его вывод о составе так называемых «верховских» князей, упомянутых в московско-литовском докончании 1449 г. [Темушев, 2007. С. 257-258]. Некоторое время мы обсуждали эту тему с помощью ICQ, и в итоге он написал, что будет лучше, если мои идеи будут высказаны не только приватно, но и публично, в печати.
Осенью того же года он способствовал продвижению статьи в сборник одного нашего общего знакомого и выступил рецензентом. Однако дело не заладилось, и, как оказалось, к лучшему, поскольку тот сборник так и не вышел, а моя работа опубликовалась в конце 2010 г. в Брянске [Беспалов, 2010. С. 15-61]. Затем она была выставлена в сети интернет, а к июню 2014 г. была скачана более 420-и раз и просмотрена более 1500 раз непосредственно в блоге. Появился ряд устных и печатных отзывов. В частности, я высказывал предположение о существовании «докончания белёвских князей (возможно вместе с одоевскими) с великим князем литовским», более позднего, чем известный договор 1459 г. Пока статья находилась в печати, А. В. Казаковым был обнаружен и вскоре опубликован этот литовско-одоевский договор 1481 г. [Казакоў, 2010. С. 291-300]. В свою очередь, выскажу пару дополнений «к вопросу о терминах», при этом оставлю за собой право, время от времени пополнять данный пост своего блога и вносить в него корректуры.

Первое. На момент написания упомянутой статьи, мне удалось найти несколько аналогий термину «верховские». Так, в Ипатьевской летописи под 1147 г. читается обращение великого князя Изяслава Киевского к своему брату князю Ростиславу Смоленскому: «тобе Б(ог)ъ далъ верхнюю землю». В следующем году Ростислав преподнес Изяславу дары «от верьхнихъ земль» [ПСРЛ. Т. 2. Стб. 359, 369]. Под 1185 г. имеется запись о том, что великий князь Святослав Киевский «шелъ бяшеть в Корачевъ, и сбирашеть отъ верхъних земль вои» [ПСРЛ. Т. 2. Стб. 644-645]. Следовательно, термин «верхние земли» существовал еще в XII в. Им обозначались области, расположенные в верховьях Днепра и в верховьях Десны, по отношению к стольному городу Киеву. Другая аналогия: «низовская земля», «низ», «низовские князья», «низовцы» – широко применялась в новгородском летописании XIII-XV вв. в отношении Ростово-Суздальской земли, а затем и Великого княжества Московского [ПСРЛ. Т. 3. С. 73, 80, 81, 99 и др.; ПСРЛ. Т. 25. С. 317-318]. Эти термины тоже были связаны с водным маршрутом. Новгородцы использовали речной путь из своей земли вниз по Мологе и далее вниз по Волге, где, по их представлениям, располагалась «низовская земля». В свою очередь, автор Казанской истории определил место расположения «низовской земли» – вниз по течению Оки по отношению к Москве [ПСРЛ. Т. 19. Стб. 44, 268].
Отсюда было сделано важное наблюдение: непременным свойством подобных терминов является их относительность. То есть «верховская» или «низовская» земли были таковыми не сами по себе, а относительно других конкретных территорий – крупных государственных образований или их политических центров. Подобные названия связаны с указанием направления судоходного пути против течения или по течению крупной реки.
Теперь же добавлю еще более близкую аналогию: «верховские города». Данный термин отразился в грамоте казанского воеводы князя Г. А. Булгакова от 22 июля 1593 г., и обозначает города, расположенные вверх по течению Волги относительно Казани (в их число явно не входят: Астрахань, Пермь и Вятка) [Кунцевич, 1901. С. 276-277]. Привожу публикацию Г. З. Кунцевича:


Безусловно, М. К. Любавский верно определил местонахождение земель «верховских» князей в верховьях Оки. Однако в большинстве своих работ называл их именно «верхнеокскими», и отчасти был прав, поскольку «верховские» – это не титул и не самоназвание князей, а всего лишь эпитет, определявший место их расположения относительно земель «низовских» князей, в данном случае – относительно владений князей московского дома. Примечательно, что в ту область, которую новгородцы называли «низовской землей» (относительно земли Великого Новгорода), казанцы помещали «верховские города», называемые так, разумеется, относительно Казани.
Возможность превращения «низовской» земли в «верховскую» и наоборот довольно забавна. В порядке иронии, следует ли полагать, что впредь о «верховских князьях» и об их не менее «Верховских княжествах» должны писать только «низовские» по отношению к ним историки?

Второе. В одной из работ мне в очередной раз довелось коснуться положения князей новосильского дома в середине XV в. При этом были использованы литовско-новосильские договоры и другие известные источники. В ответ один известный и очень уважаемый мной историк в своем отзыве заметил, что мной «почему-то не было отмечено, что договор 1449 г. говорит о зависимости "верховских князей" от Литвы». Вопрос очень интересный и касается моих воззрений на тему исследования.
Вспомним, что в московско-литовском договоре о вечном перемирии 1449 г. стороны определили свое отношение к так называемым «верховским» князьям. «А верховъстии князи, што будуть издавна давали в Литву, то имъ и нинечы давати, а болшы того не прымышляти» [ДДГ. №53. С. 162; LM. Kn. 5. №78.1. P. 133; №136. P. 253].
Это единственное упоминание в источниках о «верховских» князьях. Оно стало основанием для введения в научный оборот термина «Верховские княжества», хотя административно-территориального образования с таким названием в истории никогда не существовало. Вопрос о перечне «верховских» князей как раз и был предметом моего исследования 2009 г. В данном случае достаточно заметить, что под определение «верховстих» подходят князья новосильского дома. Так, в ноябре 1493 г. Александр Казимирович и паны-рада давали послам наказ для ведения переговоров о заключении мира с Москвой. В частности, выдвигалось требование, чтобы «kniazei nowosielskich wsich» было «postawleno podłuh staroho dokonczania» [LM. Kn. 5. №27.3. P. 79]. Имелся в виду договор 1449 г., в котором новосильские князья не упомянуты прямо, но подразумеваются под эпитетом «верховских». Ту же возможность литовская сторона рассматривала в июне 1520 г., причем перечень «всех новосильских князей» был раскрыт: «кн(я)зи Воротынскии и Одоевъскии и Белевские» [LM. Kn. 7. №199. P. 377].
Так почему же мной «не было отмечено, что договор 1449 г. говорит о зависимости "верховских князей" от Литвы»? Видимо потому, что упомянутая статья договора не самодостаточна. Для ее толкования необходимо привлекать целый ряд других источников.
В. Н. Темушев полагал, что договором 1449 г. московская и литовская стороны разделили между собой сферы влияния в русских землях [Темушев, 2005. С. 77-80]. По мнению А. В. Шекова, под влиянием статьи о «верховских» князьях даже был заключен литовско-одоевский договор 1459 г. [Шеков, 2006. С. 263]. Данные тезисы нуждаются в проверке и в уточнении.
При составлении договора московская и литовская стороны в числе прочего определили свое отношение к третьим сторонам, территориально независимым от Москвы и Литвы. Среди них Великий Новгород, Псков, великие князья тверской и рязанский… [ДДГ. №53. С. 161-162; LM. Kn. 5. №78.1. P. 132-133; №136. P. 252-253]. Посвященные данному вопросу статьи договора довольно обстоятельны. На каком же основании они были написаны? Очевидно, их нельзя было составить произвольно.
Во-первых, это могло бы вызвать несогласие третьих сторон. Например, при составлении договора о перемирии 1406 г. на Плаве, московская и литовская стороны вписали в перемирную грамоту имя князя Ивана Тверского на тех условиях, которые не устраивали тверичей. По этой причине тот впредь отказался помогать Москве [ПСРЛ. Т. 15. Стб. 476].
Во-вторых, московской и литовской сторонам и самим было бы трудно договориться о конкретных определениях. Почему, например, о рязанском князе надо было написать так, а не иначе? А именно, рязанский князь объявлялся с московским князем «в любви», но допускалось, что он может «служить» литовскому господарю. Если мы посмотрим на московско-рязанские докончания 1402, 1434, 1447 гг., то увидим, что по ним рязанский князь находился с московским князем «в любви» (в мире) и назывался по отношению к нему «молодшим братом» или «братаничем», но никогда не назывался его «слугой» [ДДГ. №19. С. 52; №33. С. 84; №47. С. 142]. По литовско-рязанским же договорам 1427 г., рязанские князья становились «слугами» литовского господаря [ДДГ. №25, 26. С. 67-68; Зимин, 1958. С. 294-295] – отсюда формулировки 1449 г. Или, например, в московско-тверских договорах обычно оговаривалось условие о том, чтобы жить тверскому князю с Великим Новгородом по старым грамотам [ДДГ. №15. С. 41; №59. С. 188] – так и записали в московско-литовском договоре. Как следствие, в контексте нового договора речь зашла об отношениях третьих сторон (Твери и Великого Новгорода) между собой. Это несмотря на то, что у тех были свои договорные отношения [ГВНиП. №20. С. 36-37], за которые ни Москва, ни Литва ответственности не несли. 
Должно быть, во избежание недоразумений в будущем, при составлении договора 1449 г., московская и литовская стороны должны были предъявить друг другу договоры (или иные акты) о своих отношениях с третьими сторонами, и составить формулировки нового договора в соответствии с уже имеющимися у них документами. В таком случае они строго придерживались установившихся межгосударственных отношений и фиксировали их в своем докончании. Никаких принципиально новых решений о разделении сфер влияния в русских землях они не принимали.
Также и касательно «верховских» князей они должны были предьявить друг другу соответствующие акты. Для описания положения новосильских князей в середине XV в. до наших дней дошли литовско-новосильские договоры, трактовка отдельных их положений со стороны князя Семена Воротынского и короля Казимира IV, акты Литовской метрики о пожаловании новосильским князьям городов и волостей, целый ряд других источников. Они являются основой для изучения положения новосильских князей на литовской службе. По отношению к литовско-новосильским договорам статья договора 1449 г. о «верховских» князьях не просто вторична, она из них вытекает, является их следствием.
Не сложно заметить, что статья о «верховских» князьях слишком лаконична и от того страдает большой неопределенностью. Ее логика такова, что к середине XV в. у «верховских» князей было то, что они «издавна давали в Литву», но также было и то, что не давали и не должны были давать. Что у них было? Что давали? Что не давали? На каком основании? Об этом следует смотреть более конкретный актовый материал об истории Верхнего Поочья!
У проблемы есть еще один важный аспект. Договор 1449 г. был заключен из-за срочной необходимости объединить усилия Казимира IV и Василия II в борьбе со своими внешними и внутренними неприятелями: ханом Сеид-Ахмедом, князем Михаилом Сигизмундовичем и кязем Дмитрием Шемякой. Однако стороны договорились лишь «о вечном перемирии», следовательно, не смогли договориться «о мире». Дело, видимо, в том, что у них имелись территориальные претензии друг к другу, которые не могли быть разрешены немедленно. В частности, Московское и Литовское государства соприкасались в верховьях Оки и имели там серьезные споры. Должно быть, именно на переговорах о заключении перемирия в августе 1449 г. была составлена «грамота особная о Козельску», по которой Козельск предназначался на обыск: куда он из старины был, туда ему и быть [Беспалов, 2013. С. 38-40; СИРИО. Т. 35. С. 50-51, 119-120]. Вероятно, не менее острые споры разворачивались и в отношении верхнеокских князей: новосильских, мезецких, мосальских и других. Их положение и статус их землевладений отличались друг от друга. При этом и московская, и литовская стороны претендовали на то, чтобы именно им служили те или иные верхнеокские князья со своими отчинами. Однако в итоге об их службе в статье о «верховских» князьях совсем ничего не сказано. В частности, не процитированы положения межгосударственных литовско-новосильских договоров, как это сделано в отношении иных третьих сторон.
К тому времени в верховьях Оки литовская сторона владела инициативой, но статья о «верховских» князьях ограничивала развитие литовского влияния в этом направлении. Московская сторона желала вернуть себе Козельск, а также обернуть к себе новосильских князей [См.: ДДГ. №47. С. 144] и, возможно, каких-то других. Поэтому соглашение о землях в верховьях Оки и о «верховских» князьях осталось незавершенным, с надеждой урегулировать этот вопрос в будущем.
В таком случае, можно ли на основании соглашения о «верховских» князьях строить какие бы то ни было далеко идущие выводы? На мой взгляд, методически неверно ставить во главу угла куцую статью и содержащийся в ней термин, лежащий на обочине источниковой базы относительно выбранной темы исследования – истории Верхнего Поочья. Для большинства отечественных историков, продвигавших в научный оборот термины «верховские князья» и «Верховские княжества», главной темой было Русское государство с центром в Москве, а верховья Оки были далекой периферией. В итоге на несчастных «верховских» князей зачастую было принято смотреть с изнанки, то есть с точки зрения весьма неопределенной статьи московско-литовского договора 1449 г. Придет ли время, которое отведет князьям Верхнего Поочья более достойное место в историографии, когда наши историки станут величать их по титулам и перестанут навешивать на них эпитеты?

Источники и литература
ГВНиП – Духовные и договорные грамоты великих и удельных князей XIV-XVI вв. М.; Л.: Издательство АН СССР, 1950.
ДДГ – Духовные и договорные грамоты великих и удельных князей XIV-XVI вв. М.; Л.: Издательство АН СССР, 1950.
Зимин А. А. О хронологии духовных и договорных грамот великих и удельных князей XIV-XV вв. // Проблемы источниковедения. Вып. VI. М.: Издательство АН СССР, 1958. С. 275-324.
Кунцевич Г. З. Грамоты Казанского Зилантова монастыря // Известия Общества археологии, истории и этнографии при Казанском университете. Т. 17. Вып. 5-6. Казань: Типо-литография Императорского казанского университета, 1901. С. 268-344.
СИРИО. Т. 35. – Памятники дипломатических сношений Московского государства с Польско-Литовским. Т. I. (С 1487 по 1533 год). // Сборник Императорского русского исторического общества. Т. 35. СПб.: Типография Ф. Елеонскаго и Ко., 1892.
ПСРЛ. Т. 2. – Ипатьевская летопись // Полное собрание русских летописей. Т. 2. СПб.: Типография М. А. Александрова, 1908.
ПСРЛ. Т. 3. – Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов // Полное собрание русских летописей. Т. 3. М.; Л.: Издательство АН СССР, 1950.
ПСРЛ. Т. 15. – Тверской сборник // Полное собрание русских летописей. Т. 15. М.: Языки русской культуры, 2000.
ПСРЛ. Т. 19. – История о Казанском царстве (Казанский летописец) // Полное собрание русских летописей. Т. 19. М.: Языки русской культуры, 2000.
ПСРЛ. Т. 25. – Московский летописный свод конца XV века // Полное собрание русских летописей. Т. 25. М.: Языки славянской культуры, 2004.
Шеков А. В. О системе наследования княжеских столов среди князей Новосильских в XIV-XV веках // Забелинские научные чтения – Год 2005-й. Исторический музей – энциклопедия отечественной истории и культуры. Труды ГИМ. Вып. 158. М., 2006. С. 258-268.
LM. Kn. 5. – Lietuvos metrika. Kniga Nr. 5 (1427-1506): Užrašymų knyga 5 / Parengė Egidijus Banionis. Vilnius: Mokslo ir enciklopedijų leidykla, 1993.
LM. Kn. 7. – Lietuvos metrika. Kniga Nr. 7 (1506-1539): Užrašymų knyga 7 / Parengė Inga Ilarienė, Laimontas Karalius, Darius Antanavičius. Vilnius: Lietuvos istorijos instituto leidykla, 2011.

Р. А. Беспалов

Комментариев нет:

Отправить комментарий

Незарегистрированным пользователям в "подписи комментария" необходимо выбирать опцию "Имя/Url", в поле "Имя" написать свои фамилию и имя; в поле "Url" можно написать свой e-mail или оставить его не заполненным. Комментарии отображаются только после их премодерации автором блога. Для связи с автором также можно писать на e-mail.