20 ноября 2011 г.

К вопросу о терминах «верховские князья» и «Верховские княжества»


/С. 15/
К вопросу о терминах
«верховские князья» и «Верховские княжества»
До конца XIX в. изучение истории Верхнего Поочья зачастую оставалось на периферии других исследований. Так что даже вопрос разработки особой терминологии для этого региона долгое время оставался открытым. Применительно к концу XIV в. Н. М. Карамзин использовал термин «древняя земля вятичей», а местные города было принято называть не иначе как «вятическими»1. Этой традиции следовал иеромонах Леонид (Кавелин), который в 1862 г. опубликовал первую обобщающую работу по истории Верхнего Поочья: «Церковно-историческое исследование о древней области вятичей»2. Однако в отношении позднего средневековья этот термин в науке не прижился. Уже в 1866 г. Г. Ф. Карпов отнес Верхнее Поочье к «стране князей», утверждая, что это «официальное название»3. И только в 1892 г. М. К. Любавский обратился к трактовке исторического термина «"верховские" князья»4. Вскоре в научной литературе стал при- /С. 16/ меняться термин «Верховские княжества»5. Со временем определения этих терминов претерпели существенные изменения, порой неоправданные. Поэтому вопрос об их применении требует специального исследования.
Термин «верховъстии князи» употреблен лишь в одном сохранившемся источнике – докончании великого князя московского Василия Василевича с королем польским и великим князем литовским Казимиром от 31 августа 1449 г. Грамота дошла до нас в двух списках в составе пятой книги записей Литовской метрики (копия конца XVI в.). В первом списке на обороте 208 листа в особой статье читается: «А верховъстии князи, што будуть издавна давали в Литву, то имъ и нинечы давати, а болшы того не прымышляти»; во втором списке на листе 304 несколько иначе: «верховъскии», при этом написанная первоначально буква «т» исправлена на букву «к»6. В первой публикации грамоты, изданной П. А. Мухановым в 1836 г., было напечатано слово: «Верховскiи»7. Почти то же в повторном издании акта 1846 г., подготовленном И. И. Григоровичем: «Верховъскiи»8. Таковым это слово было воспринято первыми исследователями.
Первоначально М. К. Любавский предложил всего лишь толкование термина, беря его в кавычки: «"верховские" князья» и понимая под ними князей «верхнеокских». Ранее подобного сопоставления никто не делал. Термину «верхнеокские князья» /С. 17/ ученый отдавал предпочтение. Землевладения князей, которые по отношению к соседним великим княжествам Московскому и Литовскому находились на «верхнеокской украине», М. К. Любавский назвал «верхнеокскими княжествами» (со строчной буквы)9.
В 1893 г. Ф. И. Леонтович в своем исследовании коснулся положения князей Верхнего Поочья, на которых в XIV-XV вв. распространилось политическое влияние Великого княжества Литовского. В частности, он писал, что «в земле древних вятичей, по верховьям Оки с ее притоками, располагались исстаринные уделы русских князей черниговского дома, под именем князей верховских». По преданию родословцев XVI в. все они были потомками князя Михаила Черниговского. Среди них ученый выделил три группы. К владениям князей первой группы он отнес города: Новосиль, Одоев, Белёв и Воротынск, расположенные «в верховьях Оки и ее притоков». Ко второй группе – князей: карачевских, кромских, козельских, мосальских, перемышльских, елецких и хотетовских, владения которых по мысли автора располагались «в области между верхней Окой, Десной и Угрой». К третьей группе были отнесены князья мезецкие и говдыревские (из тарусского княжеского дома), владения которых, по его мнению, были расположены «в бассейне р. Жиздры»10. Описанную таким образом территорию Ф. И. Леонтович назвал «верховскими областями Северщины» или иначе «верхнеокской Северщиной»11. Автор допустил две принципиальные неточности. Во-первых, позже было выяснено, что Верхнее Поочье не входило в состав Северской земли12. Во-вторых, землевладения указанных им кня- /С. 18/ зей располагались не только в бассейне верхней Оки и ее притоков, но и частично в бассейнах других крупных рек: Десны (Карачев) и Дона (Елец). В этом смысле термины «верховские» и «верхнеокские» оказываются неравнозначными.
Одновременно Ф. И. Леонтович попытался выяснить правовое положение так называемых "верховских" князей на литовской службе. Разбирая докончания князей новосильского дома (воротынских, одоевских и белёвских) с великими князьями литовскими, ученый определил их как «докончания верховских князей» вообще13. Вслед за ним, в начале 1894 г. в Императорском обществе истории и древностей российских В. А. Уляницкий выступил с рефератом «О положении русских верховских князей и в частности князей Мосальских в Литовском государстве в XV в.». Он спроецировал на Мосальских правовые отношения князей новосильского дома с Литвой. Это было сделано на том основании, что и те и другие были "верховскими". Его выступление было подвергнуто обстоятельной критике М. К. Любавского, который в частности, заметил, что положение "верховских" князей было «разнообразно, неустойчиво и изменчиво»; «трудно подвести это положение под одну правовую норму и говорить о положении "верховских" князей вообще»; «это положение было для разных князей и в разное время различное». «Одни из князей (для XV в. имелись в виду князья новосильские – Р. Б.) находились с великими князьями московским и литовским "в докончанье", - которое гарантировало им известные права, при нарушении которых они de jure и с отчинами были свободны от послушания великому князю. Другие (имелись в виду князья мезецкие и мосальские – Р. Б.), получившие свои владения из рук великого князя литовского, как данину или выслугу, de jure были только лично свободны, а их владения были неотъемлемыми частями Великого /С. 19/ княжества Литовского»14. Подобные наблюдения ранее уже делал Г. Ф. Карпов15. Замечания же М. К. Любавского в первую очередь следует отнести на долю выводов Ф. И. Леонтовича.
Вскоре в научный оборот был введен новый географический термин. Сначала он как бы естественно и без особых объяснений был использован М. С. Грушевским: «"верхiвськие" князївства»16, а в 1910 г. М. К. Любавский дал ему относительно внятное определение. К "верховским" были отнесены «княжества на верхней Оке: Новосильское, Одоевское, Воротынское, Белёвское и др[угие]». Это были «исконные владения потомков св[ятого] Михаила, князя черниговского, которые со второй половины XIV и начала XV вв. подчинились великому князю литовскому»17. В дальнейшем сложившаяся таким образом терминология вошла в научный оборот. Ее использовали многие ученые, учитывая политический фактор подчинения "верховских" князей Великому княжеству Литовскому18. Однако, в одной из следующих публикаций, упоминая об итогах московско-литовского договора 1449 г., М. К. Любавский допустил следующую трактовку: «верховские князья, кроме Василия Ивановича Торусского с братьями и племянниками, признавались вассалами короля»19. В /С. 20/ упомянутом источнике князь Василий Иванович Тарусский (Оболенский) назван отдельно от "верховских" князей, на службе у великого князя московского. Но теперь вопреки своему первоначальному определению М. К. Любавский отнес к "верховским" заодно и тех князей, которые Литве не подчинялись. Далее польский ученый С. М. Кучиньский также отнес к "wierchowskim" заодно и всех тарусских князей, а соответствующую область он назвал «Wierchowszczyźna» (Верховщыжьна)20. Очевидно, обобщение произошло по принципу: потомки святого князя Михаила Черниговского. Расширенная трактовка термина была перенята А. В. Шековым, посвятившим теме «Верховских княжеств» (с заглавной буквы) отдельное исследование, а также отражена в современных энциклопедических статьях21.
Исключением из общей практики был особый подход М. С. Грушевского, который для конца XV в. среди других "верхiвських" назвал еще и трубецких князей. То же можно видеть в одной из работ А. А. Зимина22. Мнение ученых было основано только на том, что в 1486-1490 гг. один из трубецких князей был мценско-любутским наместником23. Критерий явно недостаточный.
/С. 21/ В свою очередь, Г. А. Федоров-Давыдов принял во внимание лишь абстрактный географический фактор и счел возможным отнести к территории «Верховских княжеств» не только область Верхнего Поочья, но и верховья рек Дона, Сейма и Северского Донца24. Позже эта неверная трактовка ввела в заблуждение и некоторых других нумизматов. Например, К. К. Хромов выявил «Верховские княжества» на севере Сумской области Украины25.
Некоторые уточнения попытался внести М. М. Кром. Он заметил, что в 1449 г. под определением "верховских" могли иметься в виду только лишь князья «новосильские, мезецкие и мосальские, служившие тогда в Литве». Но только новосильские оставались в сфере межгосударственных отношений. Остальные же «к середине XV в. из этой сферы исчезают, превращаясь во "внутренних", московских или литовских»26. Несколько позже В. Н. Темушев выдвинул гипотезу, что применительно к 1449 г. «обозначение верховских князей необходимо соотнести с представителями новосильского княжеского дома и, соответственно, при опоре на источник, следовало бы относить к числу верховских только само Новосильское княжество и его уделы»27. С. В. Ковылов напротив при рассмотрении совокупности князей /С. 22/ белёвских, одоевских и воротынских, предлагал отказаться от применения к ним термина «верховские князья», поскольку для них в источниках есть конкретное название: «князья новосильские»28. Действительно, московско-рязанское докончание 1447 г. содержало обширную статью о князьях новосильского дома29. Нет оснований считать, что всего лишь через два года межгосударственная терминология в отношении одних только новосильских князей была в корне изменена.
Итак, в определениях терминов «верховские князья» и «Верховские княжества» учеными учитывались факторы: генеалогический – по преданию родословцев общее происхождение этих князей от князя Михаила Черниговского; географический – расположение владений этих князей преимущественно в бассейне верхней Оки; политический – признание Москвой некоторой зависимости этих князей от Великого княжества Литовского к середине XV в.; правовой – статус землевладений этих князей по отношению к своему сюзерену. Вероятно, подробное рассмотрение перечисленных факторов должно внести некоторую ясность в терминологию.

*   *   *
Большинство историков и генеалогов безусловно доверяли и доверяют сведениям родословцев XVI в. о происхождении родов князей новосильских, козельских, карачевских и тарусских от князя Михаила Черниговского30. Родословные росписи этих кня- /С. 23/ зей имеют довольно много пропусков и неточностей, которые выявляются путем сопоставления источников. Поэтому Н. А. Баумгартен поставил столь позднюю легенду под сомнение31. Даже если принимать во внимание предание родословцев, то к середине XV в. представители перечисленных княжеских семей отстояли от своего общего родоначальника не менее чем на шесть-семь поколений32. Обособились и их княжества. Во всяком случае, в статье о "верховских" князьях в московско-литовском договоре 1449 г. нет намека на их происхождение. Так что признак родства может не играть основной роли в определении термина.
Несмотря на скудность источниковой базы, рассматриваемые термины имеют исторические аналогии. В Ипатьевской летописи под 1147 г. читается обращение великого князя Изяслава Киевского к своему брату князю Ростиславу Смоленскому: «тобе Б(ог)ъ далъ верхнюю землю». В следующем году Ростислав преподнес Изяславу дары «от верьхнихъ земль»33. Под 1185 г. имеется запись о том, что великий князь Святослав Киевский «шелъ бяшеть в Корачевъ, и сбирашеть отъ верхъних земль вои»34. Следовательно, термин «верхние земли» существовал еще в XII в. Им обозначались области, расположенные в верховьях Днепра и в верховьях Десны, по отношению к стольному городу Киеву. Другая аналогия: «низовская земля», «низ», «низовские князья», «низовцы» – широко применялась в новгородском летописании XIII-XV вв. в отношении Ростово-Суздальской земли, а затем и Вели- /С. 24/ кого княжества Московского35. Эти термины тоже были связаны с водным маршрутом. Новгородцы использовали речной путь из своей земли вниз по Мологе и далее вниз по Волге, где по их представлениям располагалась «низовская земля».
Отсюда следует несколько важных наблюдений. Во-первых, нужно отметить устойчивость древних географических названий на протяжении длительного времени. Во-вторых, непременным свойством подобных терминов является их относительность. То есть «верховская» или «низовская» земли были таковыми не сами по себе, а относительно других конкретных территорий – крупных государственных образований или их политических центров. Подобные названия связаны с указанием направления судоходного пути против течения или по течению крупной реки. В-третьих, эти термины не собственные, а внешние. Вопреки мнению Ф. И. Леонтовича, "верховские" князья скорее не сами носили такое имя, но так их называли извне. Это не титул, а эпитет. Должно быть, к середине XV в. он был понятен как для литовской, так и для московской стороны. Но с точки зрения современного исследователя, в нем отчетливо выявляется проблема внешнего освещения истории Верхнего Поочья в источниках. Не случайно М. С. Грушевский и М. К. Любавский первоначально не подразумевали под термином «"верховские" княжества» собственного географического названия, и писали его со строчной буквы. Должно быть, ученые хорошо понимали условность новой терминологии. Однако никаких особых разъяснений по этому поводу от них не последовало. Далее в историографии внешние сведения источников были непосредственно перенесены на объект исследования. Верхнеокский регион приобрел имена собственные: «Верховские княжества» и «Wierchowszczyźna» – с заглавной буквы. При этом в научной литературе эпитет «верховские князья» не употребляется в отношении князей смоленских, а эпитетом «низовские князья» не принято /С. 25/ называть, например, князей московских, хотя исторические основания для этого имеются.
Перейдем к географической локализации в целом. Докончанием 1449 г. разграничивались сферы политического влияния Литвы и Москвы в тех русских княжествах и землях, которые либо еще не принадлежали двум крупным державам, либо вошли в их состав сравнительно недавно. Король Казимир IV не должен был вступаться в Новгород и Псков. Оговаривалась граница в районе Ржевы. Великий князь тверской был «в стороне» Казимира IV, а с Василием II – «в любви и в докончании». Смоленская земля принадлежала Великому княжеству Литовскому, кроме отдельных давно отставших от нее мест – Фомина городка, Хлепеня и некоторых других, которые были закреплены за Москвой. В Верхнем Поочье Литве принадлежали города Мценск и Любуцк с их округой. Серенск со времен Ольгерда стороны ведали по половинам36. Таруса принадлежала Москве37, а старший тарусский князь со своею братьею и племянниками служили Василию II. Великий князь рязанский находился с Василием II «в любви», но был волен «служить», кому захочет. Мещера называлась вотчиной великого князя московского, а Казимир IV обязался в нее не вступаться38.
С полным основанием можно полагать, что под названием "верховских" имелись в виду те князья, которые не указаны в других статьях докончания, при этом их землевладения находились на московско-литовском порубежье. Согласно определению М. К. Любавского, вероятно, подразумевалась именно «верхнеокская украина». Вместе с тем понятно, что это была далеко не вся область Верхнего Поочья, с частью прилегающих к ней территорий, а лишь отдельные осколки прежней Черниговщины.
Изучение политической истории и правового статуса местных княжений позволят описать исторический термин «верховъстии князи» более точно. Исходя из формулировки источника, /С. 26/ следует искать ответы на вопросы: какие князья имели землевладения в «Верховье»? что они «давали» в Литву? и что не должен был «примышлять», то есть приобретать, великий князь литовский в этом регионе?
Новосильско-Одоевское княжество.
Еще М. К. Любавский справедливо заметил, что на верхней Оке в конце XIV – XV вв. «самыми значительными» были владения князей новосильского дома39. К сожалению, в дальнейшем его мнение не учитывалось многими учеными. Лишь сравнительно недавно Е. И. Колычева пришла к выводу о том, что «в конце XIV – начале XV вв. Новосильско-Одоевская территориальная корпорация являлась великим княжеством, одним из наиболее могущественных в бассейне верховья Оки»40. А. В. Шеков назвал Новосильско-Одоевскую землю «отдельным государственным образованием (единой территориально-политической корпорацией)»41. М. М. Кром развил выводы предшественников, подкрепив их сравнительным анализом источников42. Тем не менее, указанные исследования можно существенно дополнить и уточнить.
В 1375 г. столица княжества Новосиль была разорена татарами Мамая43. И хотя город еще упоминался в памятнике конца XIV в. – Списке городов дальних и ближних44, со временем он запустел, а столица княжества переместилась в Одоев45. «Новосиль- /С. 27/ ская земля» (1407 г.) в официальных грамотах стала именоваться «землей Новосильской и Одоевской» (1427 г.)46, а в некоторых источниках – «lande Odoyow» или «Одоевской землей» (1424-1425 гг.) 47. С начала 1370-х гг. старший новосильский стол занимал князь Роман Семенович, который имел, по меньшей мере, трех сыновей: Василия, Льва и Юрия48. К началу XV в. в Новосильско-Одоевском княжестве выделились уделы: Белёвский, Воротынский и собственно Одоевский. При этом Одоев для всех князей новосильского дома оставался главным городом. Произошли некоторые изменения в титулатуре князей. Они продолжали именоваться «новосильскими», но иногда «одоевскими», что могло обозначать одно и то же – общий родовой титул. Возникли удельные титулы князей: «белёвских», «воротынских» и собственно «одоевских»49. Также в титулатуре появились сложно- /С. 28/ составные конструкции. Например, титулами «новосильский и одоевский», «новосильский, одоевский и воротынский», «von Wrotynsk etc.» или просто «воротынский», могли обозначать одного и того же князя50. К концу XV в. в ветви воротынских князей выделился удельный князь «перемышльский», который также носил титул «воротынского»51. В титулах отражалось право князей на долю в общем родовом имуществе и право на собственный удел. До конца столетия в роду новосильских князей сохранялся институт старшего княжения. Передвижения по княжеским столам из старины происходило по старшинству рода52.
Еще в начале XIV в. новосильские князья имели самостоятельные отношения с Золотой Ордой53. Это подразумевало возможность получения ими ярлыка на родовую вотчину. Тем самым гарантировался правовой иммунитет Новосильско-Одоевской земли от посягательства на нее других русских и литовских князей и обеспечивался ее высокий межгосударственный статус. По крайней мере, с 1370-1380-х гг. в Новосильско-Одоевском княжестве (равно как и в соседних княжествах Верхнего Поочья) имели хождение джучидские монеты (данги)54. Монеты московских уделов сюда почти не проникали55. На рубеже XIV-XV вв. в Верхнее Поочье (кроме Тарусского княжества) стали интенсивно поступать монеты из Крыма, Кафы и Северного Приазовья. В первой четверти XV в. их доля составила две трети от общей массы татарских монет, обращавшихся на местном де- /С. 29/ нежном рынке56. Должно быть, это говорит о развитых экономических и политических связях региона с Крымом, которые имели свое продолжение и после распада Золотой Орды.
В сохранившихся источниках до конца первой трети XV в. старшие новосильские правители называются «великими князьями»57. Соседние крупные державы стремились не только заполучить их себе в союзники58, но и старались завладеть ярлыком на Новосильско-Одоевское княжество. Для новосильских князей это могло означать потерю суверенитета. Первую попытку приобрести непосредственную верховную власть над Одоевом предпринял великий князь литовский Свидригайло. В 1434 г. ярлык был получен им от хана Сеид-Ахмеда, который укрепился в Крыму и на тот момент не пользовался полнотой власти в Поле59. Вскоре Свидригайло был низложен, а ярлык на Одоев не получил своего приемника в Великом княжестве Литовском. Хотя многие новосильские князья с 1427 г. находились на литовской службе, но даже к началу 1470-х гг. у великого князя литовского Казимира /С. 30/ не было ярлыка на Одоев. Еще при Витовте преемственность власти в Крыму (возможно, лишь временно) перешла к династии Гиреев60. Далее ее представители укрепились на крымском престоле и верховная власть над массивом русских земель, среди которых были и «одоевские города», передавалась по наследственной линии крымских ханов. В 1473/74 г. Менгли-Гирей, обещал Казимиру вписать Одоев в ярлык, выданный ранее Литве на иные русские земли61. Вроде бы, он даже исполнил свое обещание, но в сохранившихся ярлыках, на которые позже ссылался Менгли-Гирей, Одоев не указан62. Новосильские князья, даже перейдя на московскую службу в конце XV в., некоторое время сохраняли отношения с Крымской Ордой63. Их дарага Бахшеиш стремился самостоятельно получать «пошлину» с «одоевских городов» от старшего одоевского князя64. Лишь в начале XVI в. Иван III смог приобрести у Менгли-Гирея ярлык на города, у которых «Одоев в головах»65. Впрочем, впредь московские государи по-прежнему были обязаны сполна передавать одоевские «выходы» крымским дарагам66.
/С. 31/ Договорные грамоты великих литовских князей с князьями новосильского дома тоже говорят о высоком статусе Новосильско-Одоевского княжества. В августе 1427 г. великий князь литовский Витовт заключил докончание с пятью новосильскими князьями. Старшим среди них был великий князь (Großfürst) Юрий Романович Новосильский (Одоевский), который выступал вместе со своими сыновьями: князьями Иваном и Семеном Юрьевичами, а также с племянниками: князьями Василием и Федором Львовичами Воротынскими67. Новосильско-литовский договор предусматривал возможность его продления после смены власти в Литве или Новосильско-Одоевском княжестве. М. М. Кром справедливо заметил, что с некоторых пор договорные грамоты удельных воротынских и удельных одоевских князей с Литвой стали заключаться независимо друг от друга68. В 1432 г. великий князь литовский Свидригайло в одном из своих писем сообщал о «братьях, великих князьях одоевских» (во множественном числе), которых он принял в докончание69. Упоминание как минимум о двух великих князьях, вероятно, подразумевает, что «Витовтово докончание» было продлено воротынской и одоевской ветвями новосильских (одоевских) князей отдельно друг от друга70. Со- /С. 32/ хранившиеся договоры воротынских князей представлены двумя грамотами. Один из них был заключен в 1442 г. между великим князем литовским Казимиром (вскоре после его вступления на литовский престол) и князем Федором Львовичем Воротынским71. По смерти последнего († 1480-1482 гг.)72, в 1483 г. такой же договор с Казимиром заключили сыновья и внук князя Федора Львовича73. Из договоров одоевской ветви новосильских князей с Казимиром сохранилась только грамота 1459 г.74
Несколько иначе сложилась судьба белёвских князей. Судя по всему, они не были участниками договора своих родичей с Витовтом в августе 1427 г. По преданию жития Кирилла Белозерского, князь Михаил Васильевич Белёвский со своей княгиней Марией восемь лет не имели детей, о чем сильно печалились. Тогда белёвский князь отправил бояр к старцу Кириллу с прошением, чтобы тот помолился за них. Старец якобы явился им во сне и оставил три сосуда, что предвещало рождение троих детей (Федора, Василия и Евпраксии). Известие о белёвском посольстве в монастырь на Белое Озеро относят к свидетельству княгини Ма- /С. 33/ рии Белёвской75. Оно состоялось при жизни старца – до июня 1427 г. В родословцах же сохранилось следующее свидетельство: «князь Федор, да князь Василей Беле́вские. А князь великий было Василей свел их с вотчины з Беле́ва в опале, а дал им Волок, и жили на Волоце долго, и князь великий пожаловал их, опять им вотчину их Беле́в отдал; а сестра их была за князем за Васильем за Ивановичем за Оболенским княгини Опракса»76. Князь В. И. Оболенский первым браком был женат на княгине Марии Туриковой. Однако в августе 1449 г. она попала в плен к татарам77. Ее дальнейшая судьба неизвестна. Вероятно, вскоре после пленения она умерла, тогда князь В. И. Оболенский смог жениться второй раз – на Евпраксии. Самый ранний срок этого брака – конец 1449 г. Следовательно, к этому времени белёвская княжна была еще молода. Вероятно, она родилась не позднее середины 1420-х гг., иначе к середине XV в. вышла бы из брачного возраста. Следует полагать, что к августу 1427 г. князя Михаила Белёвского уже не было в живых, а его дети были малолетними. Так что белёвские князья не могли стать участниками договора с Витовтом. К осени 1437 г. Белёвский удел оказался под властью великого князя московского78. Однако позже он был возвращен белёвским князьям Федору и Василию Михайловичам, а в 1459 г. /С. 34/ они присоединились к докончанию своего дяди князя Ивана Юрьевича Одоевского с Казимиром IV79. Из посольских книг известно о существовании и более позднего докончания белёвских князей (возможно вместе с одоевскими) с великим князем литовским80.
М. М. Кром указал, что докончания новосильских князей 1442 и 1459 гг. помещены в пятой книге записей Литовской метрики среди договоров Казимира с Новгородом, Псковом, молдавскими воеводами, великими князьями московскими и тверскими81. То есть отношения между Литвой и Одоевом рассматривались как бы на межгосударственном уровне. Другим важным наблюдением ученого является то, что все новосильско-литовские договорные грамоты очень схожи; их формуляр на протяжении XV в. практически не менялся; а многие статьи сохранялись в прежнем, архаичном виде82. М. К. Любавский справедливо считал, что подобные докончания не были договорами равного с равным83. Тем не менее, обязательства сторон имели взаимный характер. Великие князья литовские обязались держать новосильских князей в жаловании и докончании; оборонять их от всякого; а в Новосильско-Одоевскую землю не вступаться. В свою очередь, новосильские князья обязались служить великому князю литовскому честно; быть с ним заодно во внешних политических сношениях; и платить ему «полетнее» (ежегодную дань) 84. Суд между новосильскими и литовскими порубежниками должен быть честный, без промедления. Следовало соблюдать право новосильских князей на свой суд по старине с великими князьями московскими и великими князьями рязанскими (переяславскими и пронскими). В случае нарушения литовской стороной условий /С. 35/ докончания, оно могло быть расторгнуто новосильскими князьями в одностороннем порядке85.
В то время как новосильские князья обладали ярлыком на свое княжение, самостоятельно платили «выходы» в Орду, а великие литовские князья обязались в их землю не вступаться, неожиданным выглядит обещание выплат в Литву «полетнего». Сам термин не раскрывает оснований для уплаты дани. М. К. Любавский полагал, что «полетнее» было «результатом свободного соглашения и платой за те услуги, которые великий князь литовский со своей стороны должен был им (новосильским князьям – Р. Б.) оказывать»86. Какие же «услуги» имелись в виду? Ф. И. Леонтович считал, что «взаимная оборона и защита – главный и, можно сказать, единственный пункт, к которому собственно сводились все отношения» князей новосильских с великими князьями литовскими87. Однако подобные выводы можно сделать и применительно к рязанско-литовским отношениям, установленным тогда же в августе 1427 г. Договорные грамоты Витова с рязанскими князьями, сохранились88. Их формуляр не только очень похож на новосильско-литовские докончания, но и многие статьи написаны слово в слово. В этой связи нужно заметить следующее: рязанских князей Витовт также принимал на службу, но они получали «услугу» по обороне их земель бесплатно. Соглашение о выплатах «полетнего» записано еще до статьи об обороне Новосильско-Одоевской земли и вообще к ней не относится. В новосильско-литовском договоре существовали дополнительные статьи по отношению к договорам рязанско-литовским. Среди /С. 36/ них следующая: «А мене (новосильского князя – Р. Б.) ему (Казимиру – Р. Б.) во чъсти, и в жалованьи, и в доконъчаньи держати, по тому жъ, какъ дядя мене его держалъ, г(о)с(у)д(а)ръ великии князь Витовтъ во чсти и в жалованьи. А полетнее мне (ему – Р. Б.) давати по старыне». На разных этапах истории далеко не все князья новосильского дома имели докончания с великим князем литовским. Следовательно, не все платили ему «полетнее». Это обязательство приобреталось лишь некоторыми князьями новосильского дома вместе с докончанием с Литвой. Что же они понимали под «жалованием», то есть «милостью» государя и за что обязались платить? «Витовтово докончание» являлось базовым документом, позволяющим жаловать иноземным новосильским князьям литовские города и волости. Так, в связи с пожалованием города Козельска в наместничество князю Федору Воротынскому тот обещал Казимиру исполнять условия новой «записи» по тому, как «перъво сего его м(ило)сти записался и целовалъ честныи крестъ»89. То есть князь Федор Воротынский ссылался на свой базовый договор с Казимиром. В конце XV в. при расторжении отношений с Литвой князь Семен Федорович Воротынский упрекал великого князя литовского Александра, что тот его «не жаловалъ, города не далъ, и въ докончанья не принялъ». Условия прежнего докончания воротынский князь понимал так: «А не имутъ жаловать, а не приимутъ въ докончанье, ино со князя Семена Федоровича целованье крестное доловъ, а ему воля»90. Поступая на литовскую службу, новосильские князья сохраняли суверенитет своей исконной родовой вотчины. В этом они были схожи с князьями рязанскими. Однако рязанских князей Витовт не жаловал и «полетнее» в Литву они не платили. Должно быть, именно возможность получения новосильскими князьями литовских земельных пожалований привела к необходимости включения в новосильско-литовский договор дополнительного условия, которое бы обеспечивало взимание с них дани в литовскую казну. В таком случае, все сводилась к формуле: ты нас «жалуешь» – /С. 37/ мы тебе с того платим «полетнее». С этим следует связывать расширенный формат их договора с Литвой (наличие дополнительных статей) по отношению к рязанско-литовским докончаниям. Очевидные выгоды влекли за собой стремление новосильских князей иметь такие же условия «Витовтова докончания» в будущем. Отсюда их приверженность к формуляру 1427 г. и обязательства литовской стороны соблюдать его впредь.
В ноябре 1493 г. великий князь литовский Александр и литовская Рада дали послам наказ для ведения переговоров о мире с Москвой. В частности, выдвигалось требование, чтобы «kniazei nowosielskich wsich» было «postawleno podłuh staroho dokonczania»91. Имелся в виду московско-литовский договор 1449 г., в котором новосильские князья не были указаны явно, но, вероятно, в том числе подразумевались под термином «верховъстии князи»92.
Итак, статья московско-литовского докончания 1449 г. о "верховских" князьях применима к князьям новосильского дома. Вероятно, они «давали» в Литву «полетнее» с жалованных им литовских городов и волостей. Но что же не должен был «примышлять» великий князь литовский? А. Е. Пресняков считал, что Казимир IV не должен был увеличивать размер этой платы93. Однако, если бы количество жалованных новосильским князьям волостей увеличилось (что и произошло далее), то возрос бы и общий размер «полетнего». Вряд ли московская сторона могла бы этому препятствовать. Поэтому думается, соглашение 1449 г. ограничивало Казимира IV включать в состав Литвы новые территории в Верхнем Поочье. Опасения московской стороны были не /С. 38/ напрасными. Уже новосильско-литовские докончания 1459 и 1483 гг. были дополнены статьей о возможном появлении в будущем выморочных новосильских уделов, которым надлежало «не отступити отъ Великого князства Литовъского». В докончании 1442 г. такой статьи не было. Пусть и далекая перспектива постепенного включения выморочных дольниц Новосильско-Одоевской земли в состав Великого княжества Литовского затрагивала интересы Москвы. Василий II сам рассчитывал на союз с новосильскими князьями в будущем, о чем заявлял в московско-рязанском докончании 1447 г.94 Однако правовое положение суверенного Новосильско-Одоевского княжества непосредственно скреплялось условиями новосильско-литовских договоров, минуя чаяния Василия II.
Уделы Козельского и Карачевского княжеств.
Гораздо меньше известно о процессах, связанных с изменением статуса западной части Верхнего Поочья и прилегающей к ней части Верхнего Подесенья. Потеря суверенитета этой области происходила преимущественно до начала XV в., многие источники были утрачены. В историографии обычно уделяется большое внимание военным действиям крупных соседних держав в регионе95. Однако на примере Новосильско-Одоевского княжества хорошо видно, что проведение объединительных процессов предполагалось в правовом поле, а военные столкновения были /С. 39/ всего лишь следствием дипломатических кризисов, которые, так или иначе, заканчивались мирными переговорами.
Княжеский стол в Козельском уделе Черниговского княжества возник еще до татарского разорения96. Начиная с татарского периода самые ранние свидетельства об этой области сохранились в составе летописного свода начала XV в. В начале XIV в. старшим правителем здесь был князь Мстислав. В ранних летописях он не упоминается, но известно о его ближайших потомках. В 1339 г. «оубиенъ бысть князь козельскыи Андреи Мьстиславич(ь) отъ своего братанича отъ Пантелеева сына, отъ окааннаго Василиа»97. Под 1365/66 г. упомянут князь Тит Козельский, который по родословной легенде также был сыном князя Мстислава98. Согласно родословцам XVI-XVII вв., потомки старшего князя Тита Мстиславича владели Козельском, Мосальском, Перемышлем, Хотетовом (?) и Ельцом. Потомки младшего князя Андрея (Андрияна) Мстиславича владели преимущественно южной частью родовой вотчины: Карачевом, Хотимлем и Звенигородом99. Интересно, что по ранним источникам ближайшие потомки князя Мстислава носили общий титул князей «козельских». Однако в поздних родословцах известный из летописей князь Андрей Мстиславич назван не «козельским», а «звенигородским» князем. При изучении истории князей этого рода необходимо учитывать фактор сильной раздробленности их уделов в XIV в. В. А. Кучкин резонно указал на то, что к 1370 г. Козельск /С. 40/ и Карачев, вероятно, существовали отдельно друг от друга100. В 1404 г. Козельск отошел к Москве101. Однако первые родословные росписи семейства исходили вовсе не от потомков козельских удельных князей. Они содержатся в рукописи начала XVI в., принадлежавшей Дионисию (в миру – князю Даниле) Звенигородскому102. Ключевой легендой о начале московской службы Звенигородских является летописный рассказ об их выезде в Москву в 1408 г.103 Титулы, которыми в то время обладали Звенигородские сохранились в их преданиях и к XVI в. При составлении родословца старшая козельская ветвь князя Тита Мстиславича была отодвинута на второй план. Прародитель Дионисия Звенигородского – князь Александр, живший в 1408 г., был назван «карачевским и звенигородским». Тем же титулом был наделен основатель рода – князь Мстислав. Иначе он назывался князем «карачевским». Последний титул закрепился за ним в родословцах середины XVI в. и более поздних. Первоначально в родословцах князь Тит Мстиславич указывался без титула, но далее он тоже приобрел титул князя «карачевского»104. На основании родословцев XVI-XVII вв. исследуемый регион в историографии было принято называть «Карачевским княжеством», что не согласуется с более ранними источниками105. В отдельных росписях князей /С. 41/ этого семейства имеются хронологические несоответствия, происхождение некоторых Мстиславичей вообще остается неясным. В этой связи судьба родовых вотчин этих князей в XIV в. сложна для изучения.
Родословцы сообщают о некоторых династических связях. Князь Андрей Мстиславич был женат на дочери литовского князя «Гаманта» (вероятно – Гедимина). Князь Святослав Титович – на дочери Ольгерда. Князь Иван Титович – на дочери князя Олега Рязанского106. Следовательно, уже к концу XIV в. многие местные князья по материнским линиям были литовских кровей. Некоторые из них служили великим литовским князьям, получали от них земельные пожалования и занимали военно-административные должности в Великом княжестве Литовском107. На других же князей семейства большое влияние оказывали их связи с рязанскими и московскими князьями.
Особой была участь Козельска с его волостями. Князь Иван Козельский был стратегическим союзником своего тестя князя Олега Рязанского. На дочери последнего был женат и князь Юрий Святославич Смоленский108. На рубеже XIV-XV вв. сообща их коалиция пыталась отстоять права князя Юрия на Смоленск, /С. 42/ на который, в свою очередь, претендовала Литва109. Однако после смерти князя Олега Рязанского († 1402 г.) возникли новые геополитические реалии. Должно быть, в 1404 г. после падения Смоленска и бегства князя Юрия Святославича в Новгород110 над козельским князем нависла угроза со стороны Великого княжества Литовского. Однако он смог опереться на свои родственные связи. Наследник рязанского престола князь Федор Ольгович был женат на родной сестре Василия I111. На дочери князя Федора Рязанского был женат старший сын князя Владимира Серпуховского – Иван112. В результате какого-то соглашения к лету 1404 г. Козельск перешел под власть Василия I113, но был передан «в вудел и в вотчину» князю Владимиру Серпуховскому. Тот же благословил им своего сына Ивана и дал ему «кн(я)зя великог(о) удела Васил(ь)я Дмитреевич(а) Козелескъ со всеми пошлинами»114. Козельская волость Людимльск была пожалована Василием I некоему «князю Ивану» (вероятно – козельскому), а князь Владимир Андреевич и его дети обязались в нее не вступаться115. Из /С. 43/ Серпуховского удела Василий I вернул себе город Ржеву. В 1408 г. в нем была срублена новая крепость, в которой воеводой был назначен князь Юрий Козельский (Елецкий) 116. В результате такого обмена Василий I получил верховную власть над Козельском, но не право землевладения в нем. Козельск сохранился в руках семейного клана, который приобретал гарантии московской защиты от внешних угроз. Фактически он вошел в состав Великого княжества Московского в результате правовой сделки Василия I с козельскими князьями, минуя интересы Витовта.
Летом 1406 г. в результате военных действий Литва «въ Козелсте посадиша посадникы своа»117. Однако по договору 1404 г. /С. 44/ Василий I должен был отстаивать права князя Владимира Серпуховского на Козельск. В московско-литовском договоре 1407 г. оговаривались права сторон на некие «места порубежны», но конкретные места не назывались118. Должно быть, более подробный договор был составлен во время стояния московских и литовских войск на Угре в 1408 г.119 В конце XV в. сохранялась московско-литовская грамота (видимо, начала столетия), по которой Козельск со всеми козельскими местами принадлежал Москве120. Очевидно, в 1408 г. Василий I сумел отстоять свои законные права на Козельск. А. Б. Мазуров привел основательные аргументы в пользу того, что известная духовная грамота князя Владимира Серпуховского была составлена не ранее осени-зимы 1408 г. По ней Козельск сохранялся за серпуховскими князьями121. По родословной легенде бояр Сатиных их предок князь Иван Шонур Козельский выехал на московскую службу. Его сыновья Константин и Роман сложили с себя княжение и стали боярами у князя Владимира Серпуховского; внук – Матвей Романович Шонуров, вероятно, не ранее 1422 г. (после смерти князя Ивана Серпуховского) получил от Василия I «не в от(ъ)имку» Козельск, причем великий князь отдал Матвея Шонурова в бояре князю Василию Серпуховскому († 1426 г.). В результате чумы 1425-1426 гг. единственным наследником серпуховского княжения остался, вероятно, еще несовершеннолетний князь Василий Ярославич. Видимо в этой связи Матвей Шонуров был выведен из подчинения серпуховскому роду и стал служить (вероятно, вместе с Ко- /С. 45/ зельском) князю Константину Дмитриевичу122. Лишь под конец жизни последнего в договорных грамотах 1433 г. Козельск обнаруживается среди владений великого князя московского Василия II в качестве наследства, доставшегося ему от отца123. На основании поздней записи в посольских книгах с большой долей уверенности можно предположить существование договора о мире между Василием II и великим князем литовским Сигизмундом (около 1437-1440 гг.), по которому Козельск принадлежал Москве124. Не исключено, что все это время он не передавался в состав московских уделов, а непосредственно относился к владениям Василия II. В 1445 г. город с волостьми был отдан в вотчину князю Ивану Андреевичу Можайскому125. Вскоре отношения можайского князя с великим князем московским сильно обострились. В 1447 г. князь Иван Андреевич был вынужден формально уступить Козельск Василию II126. Однако, в результате заговора со своим тестем князем Федором Воротынским, в начале 1448 г. князь Иван Можайский отступился от Козельска в пользу Великого /С. 46/ княжества Литовского127. Король Казимир IV тут же передал Козельск князю Федору Воротынскому в наместничество128.
Итак, недавние владельцы Козельска, подчиненные Москве, не подходят под определение "верховских" князей. Город вообще не был учтен в московско-литовском докончании 1449 г., и, вероятно, был спорной территорией. К этому времени непосредственная власть великих московских князей на Козельск не распространялась. Тем не менее, Василий II имел основания для того, чтобы не дать Казимиру IV «примыслить» Козельск с волостьми к Великому княжеству Литовскому. Вероятно тогда же была заключена «грамота особная о Козелску», по которой город предназначался «на обыск» – куда он из старины был, туда ему и быть129. Несмотря на то, что результатами «обыска» московская сторона не была удовлетворена, Козельск отошел к Великому княжеству Литовскому130. Позже король Казимир IV получил яр- /С. 47/ лык на «Kozielsko… z ziemiami, wodami i ze wszystkiemi pożytkami» от крымского хана Менгли-Гирея131.
В истории княжений западной части Верхнего Поочья с частью Верхнего Подесенья выявляются и другие пути эволюции. К сожалению, из-за крайней скудности источников о них можно судить преимущественно лишь по косвенным признакам.
У князя Святослава Титовича, по меньшей мере, было двое сыновей: князь Юрий Мосальский и неизвестный по родословцам князь Михаил132, который владел, в частности, Опаковом, Недоходовом, Бышковичами и Лычиным с обширной территорией по обе стороны р. Угры133. После смерти князя Михаила Святославича его владения унаследовали князья Андрей и Юрий Михайловичи134. По смерти князя Андрея, его дольница около 1440- /С. 48/ 1443 гг. в качестве литовской собственности была передана брату – князю Юрию Михайловичу. Это дело даже не требовало вмешательства великого князя, грамоту подписал литовский пан Довкгирд135. Вскоре землевладения потомков князя Михаила Святославича совсем отошли к Казимиру в качестве выморочных. На них, должно быть, как старший в роду стал претендовать сын князя Юрия Святославича – князь Владимир Мосальский. Еще до коронации Казимира (1440-1447 гг.) «кн(я)зю масалскому Володъку» было передано «Ощитескъ село, дяди его кн(я)зя Михаилова делница»136. В ноябре же 1449 г. «кн(я)зю Володъку Масалскому» была пожалована «волостъка Недоходов»137. Вероятно, здесь мы видим ту картину, которая во второй половине XV в. предполагалась для Новосильско-Одоевского княжества. Выморочные вотчины местных князей переходили в фонд владений великого князя литовского. Князь Юрий Михайлович имел возможность получить выморочную дольницу своего родного брата, но не напрямую, а из рук литовского пана. Их же дядя князь Владимир Юрьевич и вовсе не смог сполна завладеть выморочными дольницами племянников. Он получил волость Недоходов потому, что «пуста деи, а не дана никому», а, например, Опаков был передан господарскому писарю Семену Сапеге138. Очевидно, переход выморочных дольниц потомков князя Святослава Титовича в состав территории Великого княжества Литовского некогда был узаконен, минуя интересы Москвы, а теперь считался Казимиром IV свершившимся фактом.
К сожалению, достоверно неизвестен статус собственно Мосальска, но его князь Владимир Юрьевич в акте середины /С. 49/ XV в. был назван в уменьшительной форме «Володкой», что характерно для именования бояр. Передача ему Недоходова также не требовала вмешательства великого князя. Из источников неизвестно о возможных договорных отношениях мосальских князей с великими князьями литовскими. Уже к середине XV в. Мосальск не имел такого высокого статуса как Новосильско-Одоевское княжество139. К концу столетия мосальские князья были включены в реестры смоленских бояр140. Старший князь Тимофей Мосальский занимал должность смоленского окольничего141. Мосальск был включен в перечень «смоленских пригородов», то есть – городов подчиненных Смоленску142. Тем не менее, в конце XV в. московская сторона еще помнила, что некогда мосальские князья со своими вотчинами служили Москве143. Должно быть, и в середине столетия Василий II стремился представить мосальских князей самостоятельными, чтобы препятствовать Казимиру IV «примышлять» их родовые вотчины к Литве.
В начале XV в. в западной части Верхнего Поочья и прилегающей к ней части Верхнего Подесенья кроме потомков князя Святослава Титовича, было много и других князей-родичей. В 1406-1407 гг. многие из них сплотились в политический союз вокруг своего родственника – брянского наместника князя Свидригайла Ольгердовича144. В 1408 г. последний изменил Витовту, оставил Брянск и с большой коалицией местных князей и бояр выехал в Великое княжество Московское. Среди «беглецов» были /С. 50/ князья: Патрекей Звенигородский (Карачевский и Хотимльский), Александр Звенигородский (Карачевский и Звенигородский) с сыном Феодором, а также Михаил Хотетовский и Семен Перемышльский145. Не исключено, что после заключения мира между Василием I и Витовтом осенью 1408 г. кто-то из звенигородских князей возвращался на родовую вотчину, поскольку князь Александр и его сын Федор были внесены в черниговские синодики146. Однако далее их семейство прочно обосновалось на московской службе, где упоминается в источниках начиная с 1451 г.147 Карачев и Хотимль перешли под власть великого князя литовского. В середине XV в. Карачев был пожалован боярам Григоревичам, а карачевская волость Бояновичи – в вотчину Заньку Соколову148. О Звенигороде никаких сведений не сохранилось. Также неизвестно /С. 51/ что стало с князем Семеном Перемышльским149. Перемышль вошел в состав Великого княжества Литовского и в 1455 г. был пожалован князю Федору Воротынскому150. Очевидно, что под термином «верховъстии князи» в московско-литовском докончании 1449 г. не могли подразумеваться те князья, которые давно выехали на московскую службу и к этому времени потеряли свои родовые вотчины в регионе.
Хотетовский князь вернулся на свою вотчину, и до конца XV в. его потомки служили Литве151. Доподлинно неизвестно происхождение кромских князей. В 1440-х гг. князь Иван Кромский получил несколько имений в Брянском повете и поэтому был заинтересован в литовской службе152. Хотя далее за хотетовскими и кромскими князьями все еще сохранялись родовые вотчины, очевидно, уже к середине XV в. по положению они приближались к князьям мосальским. Но память о выезде хотетовского князя на московскую службу еще сохранялась в летописях. Надо полагать, Василий II по-прежнему желал видеть этих князей самостоятельными.
К середине XV в. уже давно функционировали правовые механизмы частичного включения территории некогда суверенных княжеств Верхнего Поочья в состав иных более крупных государственных образований. Например, известно о покупке новосильской волости Заберег великим князем московским Семеном /С. 52/ Гордым153. Козельск с волостьми был приобретен московской стороной в результате обмена. Большую роль в объединительных процессах играли родственные связи с местными князьями. Вероятно, те же методы использовали и великие литовские князья. Кроме того, одним из действенных механизмов было включение в состав Великого княжества Литовского выморочных дольниц местных князей на основе предварительно составленных договоров. В результате, если умерший князь не имел потомков, то его прочие родственники не могли наследовать выморочную дольницу. Это нарушало целостность общей родовой собственности. В свою очередь, подобная практика вызывала протест московской стороны.
Очевидно статья о "верховских" князьях была продиктована прежними прецедентами. Однако пример землевладений потомков князя Святослава Титовича показывает, что к 1449 г. она не в полной мере соответствовала реальному положению вещей. Василий II как бы продолжал настаивать на самостоятельности тех территорий, которые фактически по частям уже вошли в состав Великого княжества Литовского. Дело может быть в том, что декларация отношения Москвы и Литвы к третьим сторонам происходила без участия третьих сторон и опиралась лишь на предыдущие договоры. В конце XV в. стороны помнили, что договор о мире 1449 г. был непосредственным продлением договоров, которые были заключены между Витовтом и Василием I (1408-1425 гг.), а также – между Сигизмундом и Василием II (1437-1440 гг.)154. Так, на счет всего московско-литовского порубежья в 1449 г. было установлено, что «о землях, и о водахъ, и о всихъ обидныхъ делехъ на обе стороны ме(ж) нами суд от того веремяни объчыи, какъ дяди твоего, великого кн(я)зя Витовъта, в жывоте не стало»155. Договор, который определил границу двух крупных держав в районе р. Угры, был заключен еще в 1408 г.156 К /С. 53/ середине XV в. ситуация в Верхнем Поочье сильно изменилась. Тем не менее, в договоре 1449 г. было провозглашено во многом отставшее от жизни положение о "верховских" князьях. Не исключено, что оно существовало и раньше157, но до сего времени литовской стороной не выполнялось.
Итак, для раскрытия термина «верховъстии князи» недостаточно лишь формально обратиться к временному срезу середины XV в., как это предложил сделать В. Н. Темушев158. В 1449 г. только новосильских князей с полным основанием можно было назвать территориально независимыми. Однако московская сторона вкладывала в это понятие более широкое содержание, апеллируя к договору 1408 г. и подразумевая более широкий круг князей с их исконными вотчинами. Василий II хорошо ощущал инкорпорирующую политику Литвы в регионе. Поэтому ему было удобно закрепить архаичную статью, допускающую обращение к «старине», когда и другие местные князья обладали территориальным суверенитетом. Так юридически были обеспечены условия для объединительной политики Москвы в будущем. На них в конце столетия стал опираться Иван III159.
/С. 54/  Тарусское княжество.
Наконец, необходимо рассмотреть положение князей тарусского дома. Уже к концу XIV в. их род сильно умножился, что непременно должно было вести к измельчанию княжеских уделов и ослаблению роли княжества во внешней политической жизни. Уже вначале своего великого княжения Василий I рассчитывал приобрести в Золотой Орде ярлык на Тарусу, а в 1392 г. его замыслы осуществились160. Многие местные князья и далее продолжали владеть своими вотчинами, но Тарусское княжество потеряло суверенитет161. Положение князя Василия Ивановича Тарусского (Оболенского) вместе с братьями и племянниками особо оговаривалось в московско-литовском докончании 1449 г.: они находились на московской службе, а король Казимир IV обязался в их вотчины не вступаться162. Включение этих князей в число "верховских" не обосновано и противоречит источнику. Этот вывод справедлив и применительно к началу XV в. Однако в роду князей тарусского дома были исключения.
Землевладения мезецких князей.
Дети князя Всеволода Орехвы – Андрей и Дмитрий Всеволодичи еще в первой половине 1420-х гг. находились на литовской службе163. В западной части Верхнего Поочья они выслужили у Витовта город Мезецк с волостьми, который к тому времени принадлежал Литве. Крепость «Mesczesk» была особо упомянута в списке мест Свидригайла (1432 г.), который, вероятно, был составлен на основании ярлыка хана Улу-Мухаммеда164. По посоль- /С. 55/ ским книгам конца XV в. можно реконструировать жалованную грамоту второй половины 1430-х гг., выданную мезецким князьям – великим князем литовским Сигизмундом. Им принадлежали города: Мезецк, Говдырев (Огдырев, Акдырев); и волости: Борятин, Немерзки, Уруга, Брынь, Дубровка, Усты, Сокулин, Котор, Орен, Сухиничи, Олешня, Рука, Лабодин, Устье, Жабынь. Кроме того, Силковичи и Новое Село значились как «приданое»165. В начале 1440-х гг. князь Дмитрий Всеволодич получил «на отчину его подтверженье, на Мещескъ и Колковичи (Силковичи – Р. Б.)», а также дополнительно – еще ряд волостей, но только в кормление, «до воли» великого князя166. Пожалование же Витовта и «приданное» Сигизмунда прочно закрепились за мезецкими князьями. Князь Дмитрий не имел детей, так что после смерти Всеволодичей их вотчина перешла к детям князя Андрея. Первый его сын князь Александр, вероятно, умер раньше отца. Его потомки больше не претендовали на старшинство в роду и на долю в Мезецке, но получили часть мезецких землевладений. Из них достоверно можно говорить о Борятине167. Троим здравствующим сыновьям князя Андрея Всеволодича великий князь литовский Казимир выдал грамоту на оставшуюся часть вотчины: «Мезецкимъ кн(я)земъ, кн(я)зю Федору, кн(я)зю Роману, кн(я)зю Ивашку отчина ихъ, што отец ихъ держалъ, кн(я)зь Анъдреи, а кн(я)зь Дмитреи, што они выслужили у Витовта – Мезочоскъ, Орен, Сулъковичи, Сухиничи, Дубровна, Акога, Бринъ168, Огдырев, Олешна, Устье, Лабодин, Жабын, Рука, Немерзка, Котер, – то все прислухаетъ к тымъ волостемъ, а то имъ всимъ тремъ»169. Далее братья и их потомки владели родовой собственностью по третям. /С. 56/ Казимир не делил ее между представителями рода, а подтверждал всему семейству Мезецких. Вероятно, это обеспечивало некую целостность родовой вотчины. Тем не менее, хотя города и волости мезецких князей располагались относительно компактно, между ними служилым литовским людям жаловались вотчины: «Ивану Рудаку за Мезоцкомъ место пустое Збуново. А Степану Иртищу Леповица, тамъ же за Мезоцкомъ и ма в отчизну». Так что говорить о возникновении здесь нового территориально обособленного княжества не приходится170. Нет ясности, должны ли впредь выморочные мезецкие дольницы отходить в фонд государевой собственности? Во всяком случае, в конце XV в. бездетный князь Иван Андреевич накануне смерти продал свою треть своему же племяннику171. Именно так, а не посредством духовной грамоты, предполагалось обеспечить сохранение вроде бы выморочной мезецкой трети в родовом имуществе.
Василий II не мог ограничить Казимира IV в литовских волостях давно переданных мезецким князьям в вотчину. Тем не менее, у последних имелась и иная категория землевладений. В конце XV в. литовские послы признали, что «Говдыревъ, да Устье, да Жебынь» – волости «торуские», с ними мезецкие князья «приехали» служить к Литве172. В других списках мезецких волостей указывались: «Устье, Лабодин, Жабын, Рука» или «Рука, Лабодинъ, Устье, Жабынь, Бакино»173. Доподлинно неизвестно, когда и как именно мезецкие князья смогли их приобрести. Эти волости были отделены от Тарусского княжества большим массивом Новосильско-Одоевской земли. Жабынь, Лабодин, Рука и Бакино, расположенные вокруг новосильского города Белёва, определен- /С. 57/ но не принадлежали Великому княжеству Литовскому. В середине XV в. великий князь московский имел все основания на то, чтобы не дать распорядиться ими Казимиру IV. В Казимировой же грамоте предполагалось, что перечисленные вотчины мезецких князей, независимо от их статуса, должны принадлежать Мезецку. В конце XV в. Мезецк с волостьми был отнесен к «смоленским пригородам»174. Стороны явно имели разные взгляды на проблему статуса и принадлежности верхнеокских волостей. Во всяком случае, московская сторона в докончании 1449 г. под термином «верховъстии князи», в том числе, подразумевала и мезецких князей.
Мценское «воеводство» (до конца 1430-х гг.).
Инкорпорирующая политика Литвы в Верхнем Поочье не должна подвергаться сомнению. Однако объединительные процессы происходили далеко не сразу и не основывались на завоеваниях. Несомненно, они опирались на мощь Великого княжества Литовского, но базировались на личной заинтересованности местных князей в литовской службе и скреплялись согласованной с ними правовой основой. Первые литовские приобретения произошли здесь, вероятно, еще в 1360-х гг., во время великого княжения ближайшего родственника многих местных князей – Ольгерда Гедиминовича. Первым «примыслом» стала крепость Мценск. Вероятно, чуть позже – Любутск175. Эти приобретения также были закреплены за Великим княжеством Литовским ор- /С. 58/ дынскими ярлыками176. Еще в 1420-1430-е гг. мценский воевода обладал значительной военно-административной властью177. Есть основания считать, что в военном отношении ему подчинялись города западной части Верхнего Поочья178. Он назывался наравне с воеводой смоленским179 и участвовал в заключении межгосударственного договора Свидригайла с Тевтонским орденом180. Однако далее во Мценске так и не сложился самостоятельный региональный административный центр.
Смоленское наместничество.
Судя по сведениям источников, в 1440-1450-х гг. в региональном управлении произошли существенные преобразования. Еще в начале правления Казимира Смоленском управлял воевода181, но далее эту должность заместил институт наместничества, который распространился и на литовскую часть Верхнего Поочья. Местные же князья (в первую очередь – мосальские) стали /С. 59/ получать права феодалов Смоленской земли. Быть может, необходимость осуществления здесь административной реформы стала следствием слишком затянувшегося процесса включения региона в фонд собственности Великого княжества Литовского. Время произошедших перемен можно определить только приблизительно. В договоре 1449 г. стороны установили, что «суд о земли и о воде о Смоленъскои… от того времени… как великии княз(ь) Витовтъ кн(я)зя Глеба на Смоленъску посадил»182. Речь шла Смоленской земле в границах конца XIV в. (1392-1395 гг.), которые, по меньшей мере, должны были сохраняться и в 1449 г. Однако можно с уверенностью говорить, что к 1455 г. Перемышль и литовские волости рядом с новосильским городом Воротынском уже относились к «Смоленской державе»183; под 1467 г. в третьей книге записей Литовской метрики встречаем должность наместника «смоленского и любутского, и мценского»184. Судя по актам второй половины XV – начала XVI вв., отличительной чертой структуры управления Смоленского повета стало наличие института окольничих, которые были постоянными членами судебно-административной «рады» при смоленском наместнике и занимали высшее положение после наместника и епископа185. В конце XV в. известно немало особых мценско-любутских наместников, которые назначались либо из числа смоленских окольничих, либо из литовских князей и панов186. К тому времени города Мценск, Любутск, Мосальск, Серпейск, Серенск, Опаков, Бышковичи, Залидов, Мезецк, Говдырев, Перемышль (возможно и Козельск) были включены в перечень «смоленских пригородов»187. Фактически они вошли в состав Смоленского повета Великого княжества /С. 60/ Литовского. Именно эту политику Казимира IV пытался предупредить Василий II при заключении договора о мире в 1449 г.
Теперь мы вполне можем перечислить субъекты правовых отношений, которые в московско-литовском докончании 1449 г. подразумевались под термином «верховъстии князи». Это князья, которые находились на литовской службе и владели некими землями, принадлежащими Великому княжеству Литовскому. При этом еще в начале XV в. их наследственные землевладения не принадлежали Литве. Во-первых, это князья суверенной Новосильско-Одоевской земли, которые к своим исконным вотчинам получили литовские города и волости на договорных условиях. В первую очередь: ветвь одоевских и ветвь воротынских. Условно можно подразумевать и белёвских князей, которые, вероятно, еще не находились на литовской службе, но могли на нее поступить в скором будущем. Во-вторых, это природные князья западной части Верхнего Поочья: мосальские, хотетовские и кромские. В-третьих, это пришлые князья мезецкие, поступившие на литовскую службу при Витовте и получившие от него жалованные литовские вотчины. Вторая и третья группа князей в недавнем прошлом еще имела землевладения, на которые в будущем хотела бы претендовать Москва. В середине XV в. условие «не прымышляти» их вотчин, поставленное перед литовской стороной еще сохраняло свою актуальность.
Под термином «верховъстии князи» не подразумевались князья, которые находились на московской службе. Во-первых, это большинство князей тарусского дома: Василий Иванович Тарусский (Оболенский) со своими братьями и племянниками, упомянутые в договоре 1449 г. особо. Во-вторых, бывшие удельные князья: карачевские, хотимльские, звенигородские и урожденные перемышльские, которые в 1408 г. покинули свои исконные вотчины и к 1449 г. потеряли на них всякие права. В-третьих, это бывшие удельные князья козельские сложившие с себя княжение, а также князья елецкие, удел которых был разорен татарами в начале XV в. и запустел188.
/С. 61/ В итоге и в использовании термина «Верховские княжества» выявляются значительные сложности. Одну из них описал еще М. К. Любавский – это различия в статусе землевладений местных князей и неравномерное изменение этого статуса во времени. В первой половине XV в. Новосильско-Одоевская земля продолжала сохранять суверенитет, а отношения новосильских князей с великими князьями литовскими имели договорной характер. Внутри рода новосильских князей возникли элементы раздробленности, но даже к концу столетия уделы князей белёвских, воротынских и одоевских не обособились окончательно. «Одоевские города» по-прежнему рассматривались татарами, как целостная территория, имеющая отношения с Крымской Ордой. Князья мосальские, хотетовские и кромские, хотя и продолжали владеть исконной родовой вотчиной, но суверенитетом уже не обладали. Тем более не имели самостоятельности мезецкие князья, владевшие приобретенной вотчиной в составе Великого княжества Литовского. Одновременно здесь были распространены смешанные формы землевладения. Некоторые города и волости были даны их владельцам лишь в кормление, до их «живота» или «до воли» литовского государя, без права передачи по наследству. Наконец, к 1449 г. в Верхнем Поочье существовало такое административно-территориальное образование, как Козельское наместничество. Эта область уже давно не являлась княжеством, и в обобщающем термине оказывается неучтенной. В этом состоят противоречивость и главные недостатки условного термина «Верховские княжества». Следствием же его неосмысленного применения в историографии являются попытки уравнять перечисленных князей и их землевладения на всем протяжении истории.
Таким образом, сомнения, которые в отношении принятой терминологии вытекают из замечаний М. М. Крома, В. Н. Темушева и С. В. Ковылова вполне закономерны. В этой связи рациональным видится переход к обсуждению участи конкретных князей и княжеских владений. Приверженцем этой концепции являлся М. К. Любавский. Перспективность такого подхода отмечал и А. В. Шеков189. Не исключено, что в результате придется отказаться от некогда принятых в науке, но недостаточно обоснованных обобщений.

{Примечания - в публикации размещены внизу страниц}
/С. 15/ 1 Карамзин Н. М. История государства Российского. Репринтное воспроизведение издания 1842-1844 гг. в трех книгах с приложением. М., 1988. Кн. 2. Т. V. Стб. 91; Историческая система Ходаковскаго // Русский исторический сборник. Т. 1. Кн. 3. М., 1838. С. 98-99.
2 И. Л. Церковно-историческое изследование о древней области вятичей, входившей с начала XV и до конца XVIII столетия в состав Крутицкой и частию Суздальской епархии // Чтения в Императорском обществе истории и древностей российских при Московском университете (далее – ЧОИДР). М. 1862. Кн. 2. I. Изследования. С. 1-156.
3 Карпов Г. История борьбы Московскаго государства с Польско-Литовским. 1462-1508. Ч. I. М., 1867. С. 16-18.
4 Здесь и далее принято за правило сохранять написание М. К. Любавского и М. С. Грушевского, которые использовали прямые кавычки в слове "верховские". Таким образом, ученые подчеркивали условность терминов, введенных ими в научный оборот.
/С. 16/ 5 Любавский М. К. Областное деление и местное управление Литовско-Русского государства ко времени издания первого литовского Статута. М., 1892. С. 47-52.
6 Lietuvos metrika. Kniga Nr. 5 (1427-1506): Užrašymų knyga 5 / Parengė Egidijus Banionis. Vilnius, 1993 (далее – LM. Kn. 5). №78.1. P. 131-133; №136. P. 251-254; В публикации первого списка докончания, подготовленной Э. Банионисом и изданной в 1993 г., по поводу слова «верховъстии» в сноске были даны иные комментарии: «Так в ркп., следует читать "верховъские"».
7 Сборник Муханова. М, 1836. №7. С. 9.
8 Акты, относящиеся к истории Западной России, собранные и изданные Археографическою комиссиею (далее – АЗР). Т. 1. СПб., 1846. №50. С. 65.
/С. 17/ 9 Любавский М. К. Областное деление… С. 49-52.
10 У мезецких князей также были владения и в бассейне р. Оки: Жабынь, Лабодин, Рука, Бакино (см. далее).
11 Леонтович Ф. И. Очерки истории Литовско-Русскаго права (продолжение) // Журнал министерства народнаго просвещения. Ч. 290. СПб., 1893, декабрь. С. 282-283, 289, 290.
12 См.: Русина О. Сiверська земля у складi Великого князiвства Литовського. Киïв, 1998. С. 47-49.
/С. 18/ 13 Леонтович Ф. И. Очерки истории Литовско-Русскаго права. С. 282-291.
/С. 19/ 14 Уляницкий В. А. О положении русских верховских князей и в частности князей Мосальских в Литовском государстве в XV в. (содержание реферата) // ЧОИДР. 1895. Кн. 2. V. Смесь. С. 3-6.
15 Карпов Г. История борьбы… С. 17-18.
16 Грушевський М. Історія України-Руси. Т. 4: XIV-XVI вiки – вiдносини полїтичнi. Киïв-Львiв, 1907. С. 69.
17 Любавский М. К. Очерк истории Литовско-Русскаго государства до Люблинской унии включительно. Издание 2-е. М., 1915. С. 84-85.
18 См., например: Пресняков А. Е. Лекции по русской истории. Т. 2. Вып. 1: Западная Русь и Литовско-Русское государство. М., 1939. С. 151; Базилевич К. В. Внешняя политика Русского централизованного государства (вторая половина XV века). М., 1952. С. 284-285; Каштанов С. М. Верхо́вские княжества // Советская историческая энциклопедия. Т. 3: Вашингтон-Вячко. М., 1963. Стб. 389.
19 Любавский М. К. Образование основной территории великорусской народности. Заселение и объединение центра. Л., 1929. С. 104.
/С. 20/ 20 Kuczyński S. M. Ziemie Czernihowsko-Siewerskie pod rządami Litwy. Warszawa, 1936. S. 42, 123, 137-138, 146.
21 Шеков А. В. Верховские княжества. (Краткий очерк политической истории. XIII – середина XVI вв.). // Труды Тульской археологической экспедиции. Вып. 1. Тула, 1993. С. 30-31; Кузьмин А. В. Верховские княжества // Большая российская энциклопедия. Т. 5: Великий князь – Восходящий удел орбиты. М., 2006. – С. 197-199; Цемушаў В. М. Вярхоўскія княствы // Вялікае княства Літоўскае: Энцыклапедыя. У 2 т. Т. 1: Абаленскі–Кадэнцыя. Мн., 2005. С. 476-478.
22 Грушевський М. Історія України-Руси. Т. 4. С. 276; Зимин А. А. Россия на рубеже XV-XVI столетий. М., 1982. С. 95.
23 Сборник императорского русского исторического общества (далее – СИРИО). Т. 35. СПб., 1892. С. 19, 49; Lietuvos metrika. Kniga Nr. 3 (1440-1498): Užrašymų knyga 3 / Parengė Lina Anužytė ir Algirdas Baliulis. Vilnius, 1998 (далее – LM. Kn. 3). P. 31.
/С. 21/ 24 Федоров-Давыдов Г. А. Клады джучидских монет // Нумизматика и эпиграфика. Т. I. М., 1960. С. 107, 109, 125-127.
25 Хромов К. К. Новое в изучении Новгород-северских подражаний джучидским дирхемам третей четверти XIV века // Международная нумизматическая конференция, посвященная 150-летию Национального музея Литвы, Вильнюс, 26-28 апреля 2006 г. Тезисы докладов. Вильнюс, 2006. С. 158-159.
26 Кром М. М. Меж Русью и Литвой. Западнорусские земли в системе русско-литовских отношений конца XV – первой половины XVI в. М., 1995. С. 36-53, 66-67.
27 Темушев В. Н. Представления о территории Верхнеокских княжеств в работах исследователей // Верхнее Подонье. Природа. Археология. История. Вып. 2. Т. 2. Тула, 2007. С. 257-258; Темушев В. Н. Литовско-московский договор 1449 года. Раздел сфер влияния в Восточной Европе // Весці Нацыянальнай Акадэміі Навук Беларусі, серыя гуманітарных навук. 2005. №5. Ч. 2. С. 78.
/С. 22/ 28 Ковылов С. В. Новосильское княжество и новосильские князья в XIV-XV вв. / Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата исторических наук. Орел, 1997. С. 14, 19.
29 Духовные и договорные грамоты великих и удельных князей XIV-XVI вв. М.; Л., 1950 (далее – ДДГ). №47. С. 144.
30 См. например: Долгоруков П. Российская родословная книга. Ч. 1. СПб., 1854. С. 48; И. Л. Исследование о древней области вятичей… С. 21-26; Власьев Г. А. Потомство Рюрика. Т. 1. Князья Черниговские. Ч. 1. СПб., 1906. С. 14-24; Войтович Л. Князівські династії східної Європи (кінець IX – початок XVI ст.). Львiв, 2000. С. 184-209.
/С. 23/ 31 Baumgarten N. Généalogies et mariages occidentaux des Rurikides russes du X-e au XIII-e siècle // Orientalia Christiana Vol. IX-I. Roma. Maio,1927. №35. P. 54-56, 86-94.
32 Редкие источники по истории России. Вып. 2: Новые родословные книги XVI в. / Подг. З. Н. Бочкарева, М. Е. Бычкова. М., 1977 (далее – РИИР. Вып. 2). С. 111-118; Бычкова М. Е. Состав класса феодалов России в XVI в. Историко-генеалогическое исследование. М., 1986. С. 74-77.
33 Полное собрание русских летописей (далее – ПСРЛ). Т. 2. М., 1998. Стб. 359, 369.
34 ПСРЛ. Т. 2. М., 1998. Стб. 644-645.
/С. 24/ 35 ПСРЛ. Т. 3. М.-Л., 1950. С. 73, 80, 81, 99 и др.; ПСРЛ. Т. 25. М.-Л., 1949. С. 317-318.
/С. 25/ 36 СИРИО. Т. 35. С. 120-121.
37 ДДГ. №13. С. 38; ПСРЛ. Т. 25. С. 219.
38 LM. Kn. 5. №78.1. P. 131-133; №136. P. 251-254; ДДГ. №53. С. 160-163.
/С. 26/ 39 Любавский М. К. Областное деление… С. 47.
40 Колычева Е. И. Новосильско-Одоевская корпорация и судьбы ее представителей в XV в. // Сословия и государственная власть в России. XV – середина XIX вв. Международная конференция. Чтения памяти академика Л. В. Черепнина. Ч. I. М., 1994. С. 201.
41 Шеков А. В. О системе наследования княжеских столов среди князей Новосильских в XIV-XV веках // Забелинские научные чтения – Год 2005-й. Исторический музей – энциклопедия отечественной истории и культуры. Труды ГИМ. Вып. 158. М., 2006. С. 265.
42 Кром М. М. Меж Русью и Литвой… С. 36-53, 65-67.
43 ПСРЛ. Т. 15. Вып. 1. М., 2000. Стб. 113.
44 Тихомиров М. Н. Список русских городов дальних и ближних // Исторические записки. Т. 40. М., 1952. С. 225.
45 РИИР. Вып. 2. С. 112; СИРИО. Т. 71. СПб., 1892. С. 510.
/С. 27/ 46 ПСРЛ. Т. 15. М., 2000. Стб. 477; LM. Kn. 5. №130. P. 247; №137. P. 255; ДДГ. №39. С. 118; №60, С. 193.
47 Codex epistolaris Vitoldi magni Ducis Lithuaniae 1376-1430 / Collectus opera Antonii Prochaska // Monumenta medii aevi historica res gestas Poloniae illustrantia. T. 6. Crakoviae, 1882 (далее – CEV). №1181. S. 688; №1298. S. 779; Отсюда – «одоевских городов князи», то есть князья «Одоевской страны» (СИРИО. Т. 41. СПб., 1884. С. 269).
48 Беспалов Р. А. О сыновьях князя Романа Семеновича Новосильского // Вопросы археологии, истории, культуры и природы Верхнего Поочья: Материалы XII Всероссийской научной конференции 3-5 апреля 2007 г. Калуга, 2008. С. 124-128.
49 К сожалению, в известных публикациях московско-литовских докончаний титулы: «новосильские», «одоевские», «воротынские», «перемышльские», «белёвские», обычно перечисляются через запятую, что решительно не верно (Щербатов М. М., князь. История российская от древнейших времен. Т. IV. Ч. 3. СПб., 1784. С. 225, 230, 267; АЗР. Т. 2. СПб., 1848. №43. С. 55; СИРИО. Т. 35. С. 126, 130; Собрание государственных грамот и договоров, хранящихся в государственной коллегии иностранных дел. Ч. 5. М., 1894. №29. С. 17; ДДГ. №83. С. 330; LM. Kn. 5. №78.2. P. 135). После слова «новосильские» следует ставить двоеточие. См., например, посольские книги: «да говорили о новосилскихъ князехъ, и они новосилскихъ князей всехъ: одоевскихъ и воротынскихъ и беле́вскихъ отступилися» (СИРИО. Т. 35. С. 120).
/С. 28/ 50 LM. Kn. 5. №130-132. P. 247-249; АЗР. Т. 1. №80. С. 100-101; CEV. №1298. S. 779.
51 СИРИО. Т. 35. С. 3, 16, 36, 47-48; РК-1598. С. 22-23.
52 Шеков А. В. О системе наследования… С. 258-268.
53 Впервые о новосильско-ордынских отношениях становится известным из сообщения летописей о поездке князя Александра Новосильского в Орду в 1326 г. (ПСРЛ. Т. 15. Вып. 1. Стб. 42).
54 Например, в 1427 г. новосильские и рязанские князья одарили Витовта татарскими дангами (tatersche dangen) (CEV. №1329. S. 799).
55 Татарские данги и монеты московских уделов имели разную весовую норму; рынки их обращения почти не пересекались (Федоров-Давыдов Г. А. Клады джучидских монет… С. 107-109).
/С. 29/ 56 В расчетах учтены клады из Заворово, Лысой Горы, Белого Колодца, Шевелевки, Хвалово, Лав (княжества: Новосильско-Одоевское, Тарусское, Козельское, Елецкое), всего более 1100 монет (Клочков Ю. В. Материалы к топографии находок двусторонних подражаний серебряным монетам Золотой Орды (2000-2006 гг.) // Средневековая нумизматика Восточной Европы. Вып. 2. М., 2007. С. 76-79; Федоров-Давыдов Г. А. Клады джучидских монет… №215, 216, 220. С. 172-174; Федоров-Давыдов Г. А. Денежное дело Золотой Орды. М., 2003. №217а. С. 107).
57 CEV. №1298. S. 779; ПСРЛ. Т. 35. М., 1980. С. 59, 76, 108; Kotzebue A. Switrigail. Ein Beytrag zu den Geschichten von Litthauen, Rußland, Polen, Preussen. Leipzig, 1820. S. 75; Коцебу А. Свитригайло, великий князь Литовский, или дополнение к историям Литовской, Российской, Польской и Прусской. СПб., 1835. С. 127; СИРИО. Т. 71. №19. С. 507, 513.
58 Например, в московско-рязанском докончании 1402 г. (вероятно еще и в докончании 1385 г.) новосильский князь указывался как «один человек» (союзник) с великим князем московским (ДДГ. №19. С. 53).
59 Kotzebue A. Switrigail… S. 117; Коцебу А. Свитригайло… С. 196; Сафаргалиев М. Г. Распад Золотой Орды. Саранск, 1960. С. 240-242.
/С. 30/ 60 СИРИО. Т. 95. СПб., 1895. С. 154.
61 Lietuvos metrika. Knyga Nr. 8 (1499-1514): Užrašymų knyga 8 / Parengė Algirdas Baliulis, Romualdas Firkovičius, Darius Antanavičius. Vilnius, 1995. №24. P. 59.
62 Ярлык Менгли-Гирея датирован: «po śmierci Mahometowéj 878 r. od narodzenia Chrystusowego r. 1472» (Gołębiowski Ł. Dzieje Polski za panowania Jagiełłonów. Т. 3: Dzieje Polski za panowania Kaźmiera, Jana Olbrachta i Alexandra. Warszawa, 1848. S. 232-233). Датировка от рождества Христова не соответствуют году хиджры. Вероятно, она была дописана при копировании ярлыка поздним переписчиком. Судя по крымской датировке, ярлык был выдан в период с 28 мая 1473 г. по 16 мая 1474 г.
63 Служба новосильских князей Москве (кроме князя Федора Ивановича Одоевского) была закреплена с принятием московско-литовского докончания 1494 г. (LM. Kn. 5. №78.2. P. 135; ДДГ. №83. С. 330).
64 СИРИО. Т. 41. С. 269, 306.
65 СИРИО. Т. 95. С. 154.
66 Там же. С. 29, 158, 638.
/С. 31/ 67 Беспалов Р. А. Источники о поездке Витовта в область Новосильского и Рязанского княжеств в 1427 году // Верхнее Подонье: Археология. История. Вып. 3. Тула, 2008. С. 256-259; CEV. №1298. С. 778-780; №1329. С. 798-800.
68 Кром М. М. Меж Русью и Литвой… С. 40-41; Аналогичным примером является заключение двух рязанско-литовских договоров в 1427 г. (ДДГ. №25-26. С. 67-69).
69 Kotzebue A. Switrigail… S. 75; В русском издании слово «Gebrüdere» - «братья» ошибочно переведено как «родные братья» (Коцебу А. Свитригайло… С. 127).
70 Князь Василий Львович служил Свидригайле и в декабре 1432 г. погиб в битве при Ошмянах (РИИР. Вып. 2. С. 43). Также известно о принадлежности Федору Львовичу титула князя «новосильского и одоевского» (LM. Kn. 5. №130. P. 247-248). Поэтому нет сомнений, что в 1432 г. ветвь воротынских Львовичей была участником докончания со Свидригайлом.
/С. 32/ 71 LM. Kn. 5. №130. P. 247-248; ДДГ. №39. С. 117-118; Также сохранился список грамоты на латыни (Codex epistolaris saeculi decimi quinti. T. 1. Pr. 2. / Collectus opera Augusti Sokołowski, Josephi Szujski // Monumenta medii aevi historica res gestas Poloniae illustrantia. T. 2. Crakoviae, 1876 (далее – CE SDQ. T. 2) №8. S. 13-14).
72 Князь Федор Воротынский был жив еще в 1480 г., «коли царь [Ахмат] былъ на Угре» (СИРИО. Т. 35. С. 136). Во время похода воротынских князей для обороны Киевской земли от татар осенью 1482 г. имя князя Федора Воротынского было внесено в синодик Киево-Печерской лавры (Каманин И. Сообщение послов Киевской земли королю Сигизмунду I о Киевской земле и киевском замке, около 1520 г. // Сборник статей и материалов по истории Юго-Западной России, издаваемый Киевской комиссией для разбора древних актов. Вып. 2. Киев, 1916. С. 6; Голубев С. Т. Древний помянник Киево-Печерской лавры (конца XV и начала XVI столетия) // Чтения в Историческом обществе Нестора летописца. Киев, 1892. Кн. 6. Приложение. С. 31).
73 АЗР. Т. 1. №80. С. 100-101.
74 LM. Kn. 5. №137. P. 254-255; ДДГ. №60. С. 192-193.
/С. 33/ 75 Житие Кирилла Белозерского / Под ред. А. С. Герда. СПб., 2000. С. 45-48.
76 РИИР. Вып. 2. С. 112-113.
77 Родословная книга по трем спискам с предисловием и азбучным указателем // Временник Императорскаго общества истории и древностей российских. Кн. 10. М., 1851 (далее – Врем. ОИДР. Кн. 10). С. 164; Корецкий В. И. Соловецкий летописец конца XVI в. // Летописи и хроники. 1980 г. В. Н. Татищев и изучение русского летописания. М., 1981. С. 231.
78 По верхнеокскому преданию, которое вошло в состав Казанского летописца, в 1437 г. Василий II временно передал белёвские места хану Улу-Мухаммеду (Беспалов Р. А. Источник сведений Казанского летописца о молитве хана Улу-Мухаммеда «русскому Богу» накануне белёвской битвы 1437 года // Золотоордынская цивилизация. Сборник статей. Вып. 1. Казань, 2008. С. 142-146).
/С. 34/ 79 LM. Kn. 5. №137. P. 254-255; ДДГ. №60. С. 192-193.
80 СИРИО. Т. 35. С. 47.
81 LM. Kn. 5. P. 244-259.
82 Кром М. М. Меж Русью и Литвой… С. 38-39.
83 Уляницкий В. А. О положении русских верховских князей… С. 5-6.
84 Срезневский И. И. Материалы для словаря древнерусского языка по письменным источникам. Кн. 2. М., 2003. Стб. 1152-1153.
/С. 35/ 85 LM. Kn. 5. №130. P. 247-248; №130. P. 254-255; ДДГ. №39. С. 117-118; №60. С. 192-193; АЗР. Т. 1. №41. С. 55-56; №63. С. 77-78; №80. С. 100-101.
86 Любавский М. К. Областное деление… С. 50.
87 Ф. И. Леонтович ошибочно распространял это мнение вообще на всех верхнеокских князей (Леонтович Ф. И. Очерки истории Литовско-Русскаго права… С. 287).
88 ДДГ. №25-26. С. 67-69; О датировке см.: Зимин А. А. О хронологии духовных и договорных грамот великих и удельных князей XIV-XV вв. // Проблемы источниковедения. Вып. VI. М., 1958. С. 294-295.
/С. 36/ 89 ДДГ. №49. С. 149.
90 СИРИО. Т. 35. С. 84-85; АЗР. Т. 1. №106. С. 124.
/С. 37/ 91 LM. Kn. 5. №27.3. P. 79.
92 Должно быть, в этой связи для уточнения новосильско-литовских отношений в Москву был доставлен список с докончания князей воротынской ветви с королем Казимиром IV 1483 г., скрепленный посольскими печатями (АЗР. Т. 1. №80. С. 100-101; Описи царского архива XVI века и архива Посольского приказа 1614 года / Под ред. С. О. Шмидта. М., 1960. С. 47; ДДГ. С. 445).
93 Пресняков А. Е. Лекции по русской истории. Т. 2. Вып. 1. С. 152.
/С. 38/ 94 ДДГ. №47. С. 144; Дополнительная статья о выморочных новосильских дольницах не была согласована с тезисом о целостности Новосильско-Одоевской земли и правом новосильских князей на расторжение новосильско-литовских докончаний. До 1490-х гг. выморочных новосильских дольниц не возникало, и литовская сторона не имела возможности включать их в состав государевой собственности. Однако этим правом сполна смогли воспользоваться великие князья московские в самом конце XV – XVI вв. (см., например: Акты служилых землевладельцев XV – начала XVII века. Т. 3. М., 2002. №513. С. 426-427).
95 Грушевський М. Історія України-Руси. Т. 4. С. 68-73; Любавский М. К. Образование основной территории великорусской народности… С. 89-90; Шеков А. В. Верховские княжества… С. 37-40.
/С. 39/ 96 ПСРЛ. Т. 2. Стб. 741.
97 ПСРЛ. Т. 15. Вып. 1. Стб. 52; ПСРЛ. Т. 18. М., 2007. С. 92.
98 ПСРЛ. Т. 18. С. 104.
99 Бычкова М. Е. Состав класса феодалов… С. 74-75; РИИР. Вып. 2. С. 42, 112; Родословная книга князей и дворян российских и выезжих. Ч. 1. (далее – Родословная книга. Ч. 1). М., 1785. С. 185-200; Родословная книга по трем спискам с предисловием и азбучным указателем // Временник Императорскаго общества истории и древностей российских. Кн. 10. М., 1851 (далее – Врем. ОИДР. Кн. 10). С. 68-70, 155-156, 200-201, 243-245.
/С. 40/ 100 Кучкин В. А. Русские княжества и земли перед Куликовской битвой // Куликовская битва (Сборник статей). М., 1980. С. 50.
101 Фетищев С. А. К истории договорных грамот между князьями Московского дома конца XIV – начала XV в. // Вспомогательные исторические дисциплины. Вып. XXV. СПб., 1994. С. 66-69; Горский А. А. Московские «примыслы» конца XIII - XV в. вне Северо-Восточной Руси // Средневековая Русь. Вып. 5. М., 2004. С. 118.
102 Бычкова М. Е. Состав класса феодалов… С. 74-75.
103 ПСРЛ. Т. 18. С. 154-155.
104 Бычкова М. Е. Состав класса феодалов… С. 74-75; РИИР. Вып. 2. С. 41-42, 112; Врем. ОИДР. Кн. 10. С. 68-69, 155, 200, 244-245.
105 Под 1310 г. в Никоновской летописи сохранилась уникальная запись о походе князя Василия с татарами к Карачеву, где он убил некоего «князя Святослава Мстиславичя Карачевскаго». В целом она схожа с записью о походе князя Василия на Брянск, и убийстве там «князя Свято- /С. 41/ слава Глебовичя Брянскаго» (ПСРЛ. Т. 10. М., 2000. С. 177-178). В более ранних летописях, в том числе, в источниках Никоновской летописи, отчество и титул убитого князя Святослава не указаны. Они были «уточнены» только при составлении Никоновской летописи в конце 20-х – начале 30-х годов XVI в. (См.: Клосс Б. М. Никоновский свод и русские летописи XVI-XVII веков. М., 1980. С. 177-181). Поэтому для выяснения судьбы Карачева в начале XIV в. Никоновская летопись является источником ненадежным. Впервые титул карачевских князей достоверно упоминается под 1383 г. (АЗР. Т. 1. №6. С. 22).
106 Бычкова М. Е. Состав класса феодалов… С. 74; ПСРЛ. Т. 11. М., 2000. С. 26.
107 Князь Василий Карачевский служил Витовту (АЗР. Т. 1. №6. С. 22); Князь Александр Звенигородский был путивльским воеводой (Бычкова М. Е. Состав класса феодалов… С. 74).
108 ПСРЛ. Т. 35. С. 64, 70.
/С. 42/ 109 ПСРЛ. Т. 11. С. 163, 184, 185-186.
110 ПСРЛ. Т. 25. С. 232.
111 ПСРЛ. Т. 25. С. 213; Отношения сторон были скреплены докончанием 1402 г. (ДДГ. №19. С. 52-55).
112 ПСРЛ. Т. 25. С. 231.
113 С. А. Фетищев убедительно показал, что известное докончание великого князя московского Василия I с князем Владимиром Серпуховским следует датировать периодом с января по 20 июля 1404 г., либо с 1 января по май 1406 г., когда митрополит Киприан находился в Москве и поставил свою подпись под грамотой (Фетищев С. А. К истории договорных грамот… С. 66-69). А. А. Горский склонился к первому периоду датировки (Горский А. А. Московские «примыслы»… С. 118). Установление предположительной связи грамот со смоленскими событиями позволяет ее сузить со времени стояния Витовта под Смоленском в июне – до 20 июля 1404 г., когда митрополит Киприан отъехал из Москвы.
114 ДДГ. №16. С. 43-44; №17. С. 47.
115 По мнению А. А. Горского имеется в виду князь Иван Козельский, бежавший на московскую службу около 1370 г. (Горский А. А. Московские «примыслы»… С. 161; Памятники древне-русскаго каноническаго права. Ч. 1. (Памятники XI –XV в.). // Русская историческая библиотека. /С. 43/ Т. 6. СПб., 1880 (далее – РИБ. Т. 6). Прил. №24. Стб. 135-140). Этот вопрос имеет два возможных решения. 1) Не исключено, что имеется в виду Иван Титович Козельский. 2) По родословной легенде бояр Сатиных известен их предок – князь Иван Федорович Шонур Козельский, выехавший на московскую службу якобы еще во времена Ивана Калиты. С. Б. Веселовский считал, что поздняя легенда о времени отъезда этого козельского князя на московскую службу неправдоподобна (Веселовский С. Б. Исследования по истории класса служилых землевладельцев. М., 1969. С. 460-461; Кузьмин А. В. Фамилии, потерявшие княжеский титул в XIV – первой трети XV в. (Ч. 2: Порховские, Кузьмины, Сатины-Шонуровы) // Герменевтика древнерусской литературы. Сборник 13. М., 2008. С. 462-477). Дети князя Ивана Шонура Козельского впервые упоминаются на московской службе именно в 1371 г. (ПСРЛ. Т. 15. Вып. 1. Стб. 98).
116 Приселков М. Д. Троицкая летопись. Реконструкция текста. 2-е издание. СПб., 2002. С. 467; Вероятно, именно этот «княз(ь) Юрьи Иванович» назван в числе бояр при составлении духовной грамоты Василия I в 1406 г. (ДДГ. №20. С. 57; О датировке грамоты см.: Зимин А. А. О хронологии духовных и договорных грамот… С. 291-292). Также его можно сопоставить с князем Юрием Ивановичем Елецким (Книга хожений. Записки русских путешественников XI-XV вв. М., 1984. С. 277; Врем. ОИДР. Кн. 10. С. 69).
117 ПСРЛ. Т. 15. Стб. 472; По мнению А. А. Горского, с этого времени более двадцати лет Козельск сохранялся за Литвой, поскольку до 1433 г. он больше не упоминался в духовных и договорных грамотах великих московских князей (Горский А. А. Московские «примыслы»… С. 161- /С. 44/ 162). Однако причиной тому могло быть нахождение Козельска в составе московских уделов, грамоты которых не сохранились.
118 Хорошкевич А. Л. Документы начала XV в. о русско-литовских отношениях // Культурные связи России и Польши XI-XX вв. М., 1998. С. 51-52.
119 ПСРЛ. Т. 32. М., 1975. С. 149-150; ПСРЛ. Т. 25. С. 237-238.
120 СИРИО. Т. 35. С. 51.
121 Мазуров А. Б., Никандров А. Ю. Русский удел эпохи создания единого государства: Серпуховское княжение в середине XIV – первой половине XV вв. М., 2008. С. 226-232.
/С. 45/ 122 В публикации Н. П. Лихачева: «а после князя Василья, жилъ у князя Константина Дмитриевича въ боярахъ». Здесь, вероятно, не учтено сокращение: «(слу)жилъ… въ боярахъ» (Лихачев Н. П. Разрядные дьяки XVI в. Опыт историческаго изследования. СПб., 1888. С. 433-437).
123 ДДГ. №27. С. 70; №30. С. 76.
124 В июне 1490 г. Иван III указывал Казимиру IV на грамоты прежних великих князей московских и великих князей литовских, по которым Козельск принадлежал Москве (СИРИО. Т. 35. С. 51). Следовательно, первая грамота с упоминанием Козельска была заключена между Василием I и Витовтом. Далее Свидригайло был внешним политическим противником Василия II. Поэтому вторая грамота могла быть заключена только между Сигизмундом и Василием II. На основании московско-тверского докончания 1437 г. можно полагать, что к апрелю-сентябрю 1437 г. между Сигизмундом и Василием II еще не было договора о мире (ДДГ. №37. С. 105-107; Кучкин В. А. Договорные грамоты московских князей XIV века. Внешнеполитические договоры. М., 2003. С. 273).
125 ДДГ. №41. С. 122; Зимин А. А. О хронологии духовных и договорных грамот… С. 306-307.
126 ДДГ. №46. С. 141; №48. С. 147.
/С. 46/ 127 LM. Kn. 5. №132. P. 248-249; ДДГ. №50. С. 149-150.
128 LM. Kn. 5. №131. P. 248; ДДГ. №49. С. 149; Интересно, что в период самостоятельности, еще в конце XIV – начале XV вв. Козельск был включен в область денежного обращения джучидских монет (Федоров-Давыдов Г. А. Клады джучидских монет… С. 163, 172-173. №164, 215). В козельском же кладе середины XV в. вместо прежней валюты (татарских денег) были сокрыты монеты московских уделов, из них половина – можайские. Одновременно в нем находилось несколько пражских грошей, имевших хождение в Великом княжестве Литовском (Ильин А. А. Топография кладов древнерусских монет X-XI в. и монет удельного периода // Труды нумизматической комиссии. Вып. 5. Л., 1924. С. 33-34. №31; Сиверс А. А. Топография кладов с пражскими грошами // Труды нумизматической комиссии. Вып. 2. Пб., 1922. С. 13. №37).
129 СИРИО. Т. 35. С. 119-120.
130 В 1489 г. князь Дмитрий Федорович Воротынский «отъехал» вместе с Козельском на московскую службу (о принадлежности ему Козельска см.: Jakubowski J. Archiwum państwowe W. X. Litewskiego i jego losy // Archeion. Т. 9. 1931. S. 8-9, 17). На протесты короля Казимира московская сторона предъявила свои права на город с волостьми, оговоренные в московско-литовском докончании, вероятно, еще в 1408 г. (СИРИО. /С. 47/ Т. 35. С. 48, 51). На переговорах о мире в 1494 г. вопрос о принадлежности Козельска больше не ставился.
131 Gołębiowski Ł. Dzieje Polski za panowania Jagiełłonów. Т. 3. S. 232; Интересно, что Карачев в этом ярлыке вовсе не упоминается, хотя достоверно принадлежал Литве.
132 Князя Михаила Святославича на основании записей Литовской метрики выявил Ю. Вольф, который, однако, не находил у князя Михаила какого-либо потомства (Wolff J. Kniaziowie litewsko-ruscy od końca czternastego wieku. Warszawa, 1895. S. 231).
133 О принадлежности значительной части левобережного Поугорья к Опакову, Бышковичам и Залидову см.: Темушев В. Н. Западная граница Великого княжества Московского к 1380 г. // Куликовская битва в истории России. Тула, 2006. С. 96-97.
134 Ю. Вольф считал, что князья Андрей и Юрий Михайловичи – это неизвестные из родословцев заславские (ижеславские) князья – сыновья князя Михаила Евнутовича (Wolff J. Kniaziowie litewsko-ruscy… S. 587). Однако из сохранившихся источников никаких связей заславских князей с Верхним Поочьем не прослеживается. Поэтому вопрос должен иметь другое решение. По мнению М. В. Довнар-Запольского, Юрий Михайлович принадлежал роду мосальских князей (Документы Московского архива Министерства юстиции. Т. 1. М., 1897. С. 22, 558, 563). Эту точку зрения поддержал А. В. Шеков. Ее следует принять с уточнением: князья Юрий и Андрей Михайловичи принадлежали к роду князя Святослава Титовича (были его внуками), но в источниках они не назы- /С. 48/ ваются «мосальскими князьями», хотя и были их ближайшими родственниками.
135 LM. Kn. 3. P. 31.
136 Там же. P. 46.
137 Там же. P. 37-38.
138 Акты Литовской метрики. Т. 1. Вып. 1. 1413-1498 гг. / Собраны Ф. И. Леонтовичем. Варшава, 1896 (далее – АЛМ. Т. 1. Вып. 1). №152. С. 59-60.
/С. 49/ 139 Кром М. М. Меж Русью и Литвой… С. 50-52.
140 Lietuvos Metrika. Knyga Nr. 4 (1479-1491): Užrašymų knyga 4 / Parengė Lina Anužytė. Vilnius, 2004 (далее – LM. Kn. 4). №1.9. P. 40; №141.14. P. 161.
141 СИРИО. Т. 35. С. 1-5, 14-17.
142 СИРИО. Т. 35. С. 118-119; О значении слова «пригород» см.: Срезневский И. И. Материалы для словаря древнерусского языка… Кн. 2. Стб. 1394-1395.
143 СИРИО. Т. 35. С. 107.
144 Летом 1406 г. Свидригайло из Литвы отправился в «русский поход», командуя поляками (CEV. №352. S. 136). К лету 1408 г. он наместничал в Брянске (ПСРЛ. Т. 25. С. 237).
/С. 50/ 145 ПСРЛ. Т. 25. С. 237; В историографии существует мнение, что указанные здесь звенигородские князья относятся к роду литовского князя Патрикея Наримунтовича. Однако Дионисий Звенигородский считал их своими родственниками. В его росписи некоторые их титулы были «уточнены» (в тексте даны в скобках) (Бычкова М. Е. Состав класса феодалов… С. 41, 74). В его пользу свидетельствует компактное расположение центров родовых вотчин, от которых образованы титулы князей: Карачева, Хотимля, Звенигорода и Хотетова (См.: Темушев В. Н. Представления о территории Верхнеокских княжеств… С. 262).
146 Зотов Р. В. О черниговских князьях по Любецкому синодику и о Черниговском княжестве в татарское время. СПб., 1892. С. 28, 29.
147 Зимин А. А. Формирование боярской аристократии в России во второй половине XV – первой трети XVI вв. М., 1988. С. 56-57; Некоторые коломенские наместники XIV – первой половины XV вв. назначались из числа местных землевладельцев (Мазуров А. Б. Средневековая Коломна в XIV – первой трети XVI вв. Комплексное исследование региональных аспектов становления единого Русского государства. М., 2001. С. 117-122). Как известно, в 1408 г. Василий I пожаловал Свидригайле и прибывшим с ним князьям ряд городов, в том числе и половину Коломны (ПСРЛ. Т. 25. С. 237). Поэтому не удивительно, что под 1451 г. князь Иван Звенигородский упомянут в качестве коломенского наместника (ПСРЛ. Т. 23. СПб., 1910. С. 154).
148 LM. Kn. 3. P. 42, 44.
/С. 51/ 149 В середине XVI в. князя Семена Перемышльского вписали в свою родословную князья Горчаки, производившие свой род от Ивана Титовича Козельского (Родословная книга. Ч. 1. С. 193-194). Однако в их росписи князь Семен отстоит от князя Ивана Козельского на четыре поколения, что не правдоподобно. Впрочем, не исключено, что в родословных упомянут некий другой князь Семен.
150 LM. Kn. 3. P. 39.
151 Еще в середине 1480-х гг. хотетовский князь находился на литовской службе. За злословие на великого князя литовского он попал в немилость, потом был помилован. Однако к 1490 г. перешел на службу Ивану III (LM. Kn. 4. №52. P. 105; СИРИО. Т. 35. С. 49).
152 LM. Kn. 3. P. 37, 38.
/С. 52/ 153 ДДГ. №2. С. 12; №3. С. 14.
154 LM. Kn. 5. №27.3. P. 78; СИРИО. Т. 35. С. 51.
155 LM. Kn. 5. №78.1. P. 133; ДДГ. №53. С. 162.
156 ПСРЛ. Т. 32. С. 149-150; ПСРЛ. Т. 25. С. 237-238.
/С. 53/ 157 Практика сохранения архаичных статей в договорных грамотах известна, например, из московско-рязанских отношений. Так, в 1402 и 1447 гг. московская сторона обещала отпустить пленных, захваченных в битве на Скорнищеве в 1371 г. (ДДГ. №19. С. 54; №47. С. 144). Хотя очевидно, что в 1447 г. с момента Скорнищевской битвы исполнилось 76 лет, и бывших пленных уже не оставалось в живых.
158 Темушев В. Н. Представления о территории Верхнеокских княжеств… С. 257-258; Темушев В. Н. Литовско-московский договор 1449 года… С. 78.
159 Например, в 1493 г. Иван III заявлял: «изъ старины князи вяземские и мосалские служили предкомъ нашимъ великимъ княземъ и съ своими вотчинами, а и въ старыхъ докончаньехъ то писано». Служба этих князей Москве была возможна разве что в начале XV в. К началу же 1490-х гг. их вотчины давно прочно входили в состав Литвы. Но указаные основания московский государь считал достаточными, чтобы принять вяземских и мосальских князей с их вотчинами к Москве (СИРИО. Т. 35. С. 107).
/С. 54/ 160 ДДГ. №13. С. 38; ПСРЛ. Т. 25. С. 219.
161 До конца XIV в. (вероятно, до потери суверенитета) Тарусское княжество было включено в область денежного обращения татарских монет. В начале же XV в. они уже смешивались с монетами московских уделов (Клочков Ю. В. Материалы к топографии находок… С. 76-81).
162 LM. Kn. 5. №78.1. P. 132; ДДГ. №53. С. 161.
163 ПСРЛ. Т. 35. С. 282; ПСРЛ. Т. 26. М.; Л, 1959. С. 182-183.
164 Коцебу А. Свитригайло… Прибавления. С. 10; В свою очередь ярлык хана Улу-Мухаммеда был составлен на основании прежних ярлыков, выданных ханами Золотой Орды предшественникам Свидригайла (Коцебу А. Свитригайло… С. 94; CE SDQ. T. 2. №189. S. 255-256).
/С. 55/ 165 СИРИО. Т. 35. С. 137.
166 LM. Kn. 3. P. 34, 46.
167 Собственно князь Александр Андреевич был основателем рода Борятинских князей (Родословная книга. Ч. 1. С. 201-202).
168 В публикациях: «а Когабринъ». Такой волости в Сигузмундовой грамоте не было. Вероятно, здесь два слова: «Акога» - возможно волость Уруга; и волость Брынь.
169 LM. Kn. 3. P. 44.
/С. 56/ 170 LM. Kn. 3. P. 37; М. М. Кром считал, что в данном случае речь идет о собственно мезецких волостях и селах, которыми мог распоряжаться великий князь литовский (Кром М. М. Меж Русью и Литвой… С. 49-50). Однако в источниках таких сведений нет. Напротив показано, что волость Збуново (Взбынов) не имеет отношения к Мезецку (СИРИО. Т. 35. С. 136).
171 СИРИО. Т. 35. С. 147, 152.
172 Там же. С. 120.
173 LM. Kn. 3. P. 44; СИРИО. Т. 35. С. 118, 137.
/С. 57/ 174 СИРИО. Т. 35. С. 118.
175 Мценск уже к 1370 г. принадлежал Литве, весной этого года он был занят московскими войсками, но вскоре был возвращен Литве (РИБ. Т. 6. Прил. №24. Стб. 135-140; Тихомиров М. Н. Список русских городов дальних и ближних. С. 224). Любутск к 1372 г. тоже, вероятно, принадлежал Литве. Попытки Москвы закрепить его за собой в начале XV в. не имели успеха (ПСРЛ. Т. 6. Вып. 1. М., 2000. Стб. 444-445; ДДГ. №17. С. 47; Шеков А. В. О времени упоминания средневековых верхнеокских городов в обзоре «А се имена всем градом рускым, далним и ближним» // Верхнее Подонье: Природа. Археология. История. Т. 2. Тула, 2004. С. 118-122).
/С. 58/ 176 В списке мест Свидригайла (1432 г.): «Wiszenyesk (Mszenyesk), Lyubutesk» (Коцебу А. Свитригайло… Прибавления. С. 10); в ярлыке Менгли-Гирея (1507 г.): «Мченескъ и Люботескъ» (АЗР. Т. 2. №6. С. 5).
177 В 1424 г. мценский воевода Григорий Протасьев(ич) вместе с литовскими войсками ходил на помощь князю Юрию Одоевскому против хана Куйдадата (ПСРЛ. Т. 26. С. 182-183; Беспалов Р. А. Битва коалиции феодалов Верхнего Поочья с ханом Куйдадатом осенью 1424 года // Верхнее Подонье: Археология. История. Вып. 4. Тула, 2009. С. 205-210). В 1437 г. выступил на стороне хана Улу-Мухаммеда и разгромил московские войска в битве под Белёвом (ПСРЛ. Т. 37. М., 1982. С. 43, 87; ПСРЛ. Т. 6. Вып. 2. М., 2001. Стб. 69-70).
178 В 1436 г. мценский воевода Григорий Протасьев(ич) отклонился от великого князя Свидригайла «вместе с многими другими городами» (Kotzebue A. Switrigail… S. 133-134; Коцебу А. Свитригайло… С. 221-223).
179 Kotzebue A. Switrigail… S. 133-134; Коцебу А. Свитригайло… С. 222-223.
180 Имя Григория Протасьева (Hrehore Prothasy) указано в договоре Свидригайла с магистром Тевтонского ордена Павлом фон Русдорффом 1432 г. (Russisch-Livlandische Urkunden / gesammelt von K. E. Napiersky. St. Petersburg, 1868. S. 191).
181 ПСРЛ. Т. 32. С. 156-159.
/С. 59/ 182 ДДГ. №53. С. 161; ПСРЛ. Т. 35. С. 65, 72.
183 LM. Kn. 3. P. 39.
184 Там же. P. 44.
185 Институт окольничих существовал еще и в Брянске (Любавский М. К. Областное деление… С. 838-841).
186 LM. Kn. 4. №128. P. 138-139; СИРИО. Т. 35. С. 19, 73, 217; АЛМ. Т. 1. Вып. 1. №93. С. 41; №134. С. 53-54.
187 СИРИО. Т. 35. С. 118.
/С. 60/ 188 ПСРЛ. Т. 35. С. 33; ПСРЛ. Т. 11. С. 225.
/С. 61/ 189 Любавский М. К. Областное деление… С. 47-56; Уляницкий В. А. О положении русских верховских князей… С. 3-6; Шеков А. В. Верховские княжества… С. 69.

_______________________________________________________________________

Комментарии и ремарки, не вошедшие в публикацию
Эту статью я не собирался писать. Она возникла после многих бесед с белорусским историком В. Н. Темушевым о термине «Верховские княжества», который, как мне кажется, в историографии используется некорректно. Каждый ученый вкладывает в него собственный смысл, зачастую совершенно не задумываясь о его историческом значении. Наконец, Виктор предложил мне изложить свои соображения письменно. Статья написана в мае 2009 г. и является обобщенной, местами тезисной выжимкой из моей монографии по истории Новосильского княжества. Затем Виктор прочитал рукопись и высказал несколько весьма ценных общих соображений по ее улучшению. Также три мелкие ремарки я получил от А. В. Кузьмина. Они тоже приняты, но, честно говоря, были обличены в такую неприемлемую форму, что лучше бы не озвучивались совсем.
После публикации возникло несколько новых соображений. Во-первых, белорусский историк А. В. Казаков обнаружил в AGAD литовско-новосильский договор 1481 г., неизвестный ранее российской историографии. Тем самым было подкреплено мое наблюдение о том, что «из посольских книг известно о существовании и более позднего (чем 1459 г.) докончания белёвских князей (возможно вместе с одоевскими) с великим князем литовским». Собственно, литовско-одоевский договор 1481 г. является продлением договора 1459 г. Точно так же, как литовско-воротынский договор 1483 г. является продлением договора 1442 г. Договор 1481 г. открыл новые детали по хронологии жизни некоторых князей новосильского дома. Теперь известно, что князь Иван Юрьевич Одоевский умер в период с 1477 по 1481 г. Скорее всего это случилось в 1480 г., и не исключено, что в связи с нашествием хана Ахмата. Также стало понятно, почему в XV в. белёвские князья не занимали старшего княжения в Одоеве. В 1427 г. старшим в роду был князь Юрий Романович Одоевский, а его белёвские племянники, видимо, были еще несовершеннолетними, поэтому не стали участниками известного договора новосильских князей с Витовтом. В 1459 г. в Одоеве первенствовал князь Иван Юрьевич, а его белёвские племянники в княжеской иерерхии были моложе. В 1481 г. старшим был князь Михаил Иванович Одоевский; его племянник князь Иван Васильевич Белёвский был моложе, а князья Андрей и Василий Васильевичи Белёвские и вовсе были несовершеннолетними. Я очень рад, что мне удалось предвосхитить открытие нового литовско-одоевского договора. Справедливости ради отмечу, что примерно тогда же в AGAD его обнаружил С. В. Полехов и еще, кажется, кто-то из белорусских коллег. Но опубликовал его А. В. Казаков, которому я очень признателен (ссылка для скачивания).
Во-вторых, я наткнулся на царскую грамоту конца XVI в., выданную казанскому Зилантову монастырю. В ней трижды встречается выражение «все верховские города», которое обозначает города, расположенные вверх по течению Волги по отношению к Казани. В этой связи интересно, что, например, Нижний Новгород мог быть назван «низовским» городом по отношению к Москве (см. Казанскую историю), но «верховским» по отношению к Казани. Тем самым подтвердились мои наблюдения относительно значения слова «верховские». Это определение не принадлежит к какому-то конкретному объекту, а является относительным и внешним по отношению к нему. Тем более исследователю, который пытается изнутри изучить проблемы какого-то региона, неудобно употреблять терминологию сторонних наблюдателей. Грубо говоря, со стороны про человека можно сказать, что он косой или хромой. Это будет правдой, но он найдет в себе иные качества для собственной характеристики.
Тульский историк И. Г. Бурцев заметил, что концовка статьи несколько смазанная, и можно было бы поярче подвести итоги. Видимо, статья действительно слишком насыщенная, и к концу уже сложно воспринимается. Я не стал категорично выступать против устоявшейся терминологии, а просто описал проблему и предложил обходить ее стороной. К тому же взамен не предложил никакого нового обобщающего термина. В настоящее время полагаю, что для черниговской части верховьев Оки можно использовать термин «Северо-Восточная Черниговщина». Дело в том, до рубежа XV-XVI вв. уделы уже давно распавшейся Черниговской земли, тем не менее, были связаны нитями единства Чернигово-Брянской епархии с кафедрой в Брянске (Таруса, Калуга и Ярославец откололись от нее в середине XV в.). То есть брянский владыка продолжал собирать церковные дани со всей территории некогда единой Черниговской земли. Во второй половине XIV в. в Брянске было временно восстановлено великое черниговское княжение, которое поддерживалось брянскими боярами. То есть на территории, казалось бы, раздробленной Черниговщины все еще существовали интеграционные процессы, хотя и отягощенные извне (а также уже и изнутри) московскими и литовскими инициативами.
Терминология, принятая по собственному географическому признаку, а не по внешнему эпитету или прозвищу, мне видится более обоснованной. Также она более корректна по отношению к историческому самосознанию современного населения региона. Впрочем, я допускаю, что самосознание может быть не только воспитанным изнутри, но и навязанным извне. В то время как целостная историческая традиция прервалась много столетий назад, большую роль играет личный выбор каждого.

12.01.2012 - Добавлен скан статьи, который можно скачать здесь.


Комментариев нет:

Отправить комментарий

Незарегистрированным пользователям в "подписи комментария" необходимо выбирать опцию "Имя/Url", в поле "Имя" написать свои фамилию и имя; в поле "Url" можно написать свой e-mail или оставить его не заполненным. Комментарии отображаются только после их премодерации автором блога. Для связи с автором также можно писать на e-mail.